«Если верить Бесу, то меня собирались использовать, как приманку. Я должен был звякнуть Мономаху, назначить стрелку. Мономах, конечно же, примчался бы спасать меня, и тут же получил бы в подарок маленький фейерверк», — Леха вытер выступившую на лбу испарину и попытался сосредоточиться.
Он никогда не считал себя слишком умным и сообразительным. Иногда не въезжал даже в самые элементарные раскладки. Обычно за него думал и принимал решения Мономах, а Дардыкин лишь слепо подчинялся. Но теперь Толоконникова не было рядом, и Леха должен был сам выпутываться из этой дурацкой истории.
Он решил вернуться в квартиру и обыскать мертвого Барина, надеясь разжиться хотя бы оружием. С пушкой в руке Леха чувствовал бы себя как-то спокойнее.
Барин лежал на прежнем месте и уже не дышал. Обшарив его карманы и обнаружив там «Беретту» и запасную обойму, Дардыкин немного повеселел. Сунув оружие за пазуху, обыскал Барина более тщательно. Никаких документов и денег при нем не оказалось. Только маленький листок с телефонным номером. Леха машинально сунул листок в карман и тут же забыл о нем. Теперь следовало как можно быстрее покинуть эту засвеченную квартиру. Сделать это оказалось довольно просто — хата находилась на последнем этаже и уйти незамеченным можно было через чердак. Леха тут же воспользовался этим запасным выходом.
Через несколько минут Дардыкин уже быстро шагал в противоположную сторону от злополучного дома с трупами, на ходу пытаясь сориентироваться, в каком районе находится.
«Вроде, это Химки… Да, точно Химки! — он приостановился, чтобы прочитать название улицы: — Калинина… Год назад я здесь проезжал, когда встречал маму в аэропорту…»
Неожиданно Леха почувствовал легкое головокружение и остановился. Его словно звездануло током — резкая боль пронзила плечо, и он даже застонал.
«Кажется, наркота перестала действовать, — хладнокровно рассудил он. — Не хватало мне еще брякнуться на землю прямо здесь».
Неизвестно почему он вдруг вспомнил, о чем бредил Барин в последние минуты своей жизни.
«Он постоянно повторял — Шереметьево, «Будапешт», взрыв, полковник… О какой-то акции, которая заставит каких-то сволочей платить… О детях, об отвлекающем маневре… Вот черт, ничего не понимаю… Он нес такую чушь, что любой психиатр принял бы его за конченого идиота. И что за ерунда лезет ко мне в голову? Мне бы о своей безопасности подумать!»
Дардыкин сделал несколько неуверенных шагов и пошатнулся. Схватился за фонарный столб и припал щекой к прохладному бетону. Так он простоял минут двадцать. Заметив, что редкие прохожие бросают на него удивленные взгляды, а затем опасливо обходят стороной, решил двигаться дальше. Денег у него не было, с каждой секундой он терял силы, вдобавок рана вдруг вновь начала кровоточить.
«Пожалуй, я не дойду даже до автобусной остановки», — с горечью подумал он и пожалел, что не захватил с собой серебряный портсигар Галоши.
Сжав зубы, Леха сделал еще несколько шагов. Бухнулся на скамейку в сквере и закрыл глаза. Больше всего он боялся потерять сознание, боялся, что его отправят в больницу и тогда он не успеет связаться с Мономахом и сообщить ему что-то важное. Что важное, Дардыкин и сам не знал… К сожалению, у него не хватало опыта аналитика, проще говоря мозгов, чтобы сопоставить факты, распутать этот клубок. Он чувствовал, что держит в руках ниточки, но не представлял, за какую из них дергать.
«Так, начнем все с самого начала: я и Юлия сидели на хате у Мономаха, потом меня вырубили (как, не помню), затем я пришел в себя в той конуре… Знакомство с Бесом и Галошей немного прояснило ситуацию. Затем я убил Барина, мы решили смыться. Перед смертью Барин нес какую-то чушь… Черт побери, это каким-то образом связано с нашим делом. Мы что-то нащупали, какую-то террористическую организацию. Но зачем они держали меня в этой квартире? Проще было бы меня убить, как Беса и Галошу. Но они не посмели, я был им нужен… Но при чем здесь взрыв в аэропорту?.. Барин упоминал какого-то Макса. Почему мне в голову запало это имя?»
Дардыкин почувствовал, что его бессвязные рассуждения скорее напоминают бред. Он ни на шаг не продвинулся в своих предположениях. Плечо нестерпимо болело, и это мешало сосредоточиться. Дрожащими пальцами он пошарил по карманам куртки Беса и, обнаружив в одном из них пачку «Примы», немного повеселел. Закурил, закрыл глаза и вновь углубился в воспоминания.
«Беса и Галошу застрелили… Да, им не нужны лишние свидетели… Но почему я остался жив? Вот черт, опять приехали! Ни хрена не понимаю, как все это может быть связано с Юлией? И где она?.. Ладно, допустим, за всем этим стоит Блинов. Юлия совсем не прозрачно намекала, что он связан с ФСБ. Те двое с пушками, да и Барин тоже, похожи на ребят из этой конторы. Но зачем ФСБ нанимать уголовников?» — почувствовав, что вновь заходит в тупик, Дардыкин заволновался.
В ушах у него шумело, он был не в состоянии воспринимать, что происходит рядом. Ноющая, режущая боль в плече парализовала все его движения. В этот момент на скамейку, предварительно постелив газету, присел седенький старикашка. Он него отвратительно пахло ливерной колбасой, махоркой и потом. Дардыкина едва не вырвало от отвращения. Если бы так не болело плечо, он бы обязательно пересел на соседнюю лавочку.
Старикашка, любезно поздоровавшись с Дардыкиным, деловито достал из яркого пакета приемник «Океан», настроил на любимую волну радиостанции «Юность» и, приложив ухо прямо к динамику, принялся слушать криминальные новости. Лехе волей-неволей пришлось присоединиться. Вначале ведущий хорошо поставленным голосом зачитал сводку происшествий за прошедшие сутки. Слушая, старикашка недовольно качал головой и отпускал реплики, типа: «А при коммунистах такого не наблюдалось». Леха был слишком слаб, чтобы вступать с ним в дискуссию. Затем ведущий переключился на событие, которое, по его словам, не оставило никого равнодушным. Дардыкин не сразу понял, о чем он лепечет. А когда въехал, ужаснулся. Пока он «наслаждался» обществом уголовников, какой-то кретин, угрожая оружием, взял в заложники воспитанников частного детского сада. До настоящего времени детей не удалось освободить. И еще одна новость заставила Леху затрепетать, словно девственницу перед первой брачной ночью. Как оказалось, в гостинице «Будапешт» проводится срочная эвакуация, так как в здание подложено взрывное устройство.
«Вот тебе бабушка, и Юрьев день! — сердце Лехи забилось сильнее, тревога сжала грудь. — Выходит, Барин не соврал. Теперь понятно, о каких детях он трепался… Значит, пока наши доблестные военные занимаются освобождением заложников и «Будапештом», в аэропорту готовится взрыв!»
Он попытался встать, но не смог — ноги стали ватными, а на лбу выступила испарина. Старичок, недовольно покосившись на странного соседа, быстро собрал свои манатки и в темпе ретировался. Видимо решил, что Дардыкин пьян в стельку.
«Эх, жаль, что я не попросил его позвонить Мономаху, — подумал Леха, провожая тоскливым взглядом удаляющуюся фигуру старика. — Сам я уже не в состоянии… Но я должен связаться с ним, должен! Иначе все, Шереметьево капцы. А Мономах умный, он что-нибудь придумает… Нет, мне нельзя распускаться. Надо держаться до последнего. Встать и идти!».
