Мамед принялся закреплять на стенках чемоданчика присоски, а Валахов пересчитывать доллары. Проверка заняла у обеих сторон минут пять. Наконец Мамед по-арабски подвел итог своим исследованиям. Его голос срывался, а пальцы никак не могли справиться с простейшими замками.
— Ну, как? — уточнил Валахов.
— Настоящий.
Майор захлопнул дипломат.
— Деньги тоже, — он удовлетворенно улыбнулся и, протянув Мамеду дискету, пояснил: — Там шифр. Так что, пользуйтесь на здоровье.
— Мы очень рады, — кивнул Мамед.
— Я тоже. — Валахов открыл дверцу. — Но шампанское пить не будем… Пока.
Он выбрался из «вольво» и торопливо зашагал к своей машине.
«Теперь в аэропорт», — решил Валахов, уже совершенно позабыв об иракцах.
Миновав кафе, он вдруг остановился. Почему, и сам не знал. На мгновение Валахов задумался, все еще не понимая, что именно заставило его притормозить.
«Человек у кафе! — внезапно пронеслось в голове. — Лицо у него уж больно напряженное. С таким лицом по кабакам не ходят… И вон там, у машины еще один — блондин в светлом плаще… Болтает с девушкой, а сам зыркает по сторонам, словно волк… Черт побери, я готов дать голову на отсечение, что минуту назад их там не было. Черт побери, неужели это конец?!»
Переложив дипломат в левую руку, Валахов ускорил шаг. До машины оставалось метров десять. Майор сунул правую руку в карман пальто и нащупал пальцами рукоятку пистолета. Понимая, что у него нет никаких шансов уйти от преследователей, решил: «живым не сдамся».
«Первая пуля — тому молодчику у кафе, вторая — блондину, — мысленно прикинул он и горько усмехнулся. — Когда-то я был неплохим стрелком. А с такого расстояния может попасть даже непрофессионал. У меня нет никаких шансов уйти. Они обложили меня со всех сторон. Значит, это мой последний бой, и я должен его выиграть! Выиграть, потому что третьей пулей я убью себя…»
Вытаскивая из кармана оружие, Валахов резко обернулся, но вдруг замер от неожиданности — тот парень, чье странное выражение лица заставило майора насторожиться, куда-то исчез. У кафе находились только подвыпившие подростки. Они громко смеялись и с самым невинным видом уплетали гамбургеры. Майор крутанулся в ту сторону, где стоял блондин в светлом плаще, и растерялся еще больше — блондин и его подруга уже сидели в салоне и, судя по всему, собирались уехать.
«Черт побери, я, кажется, слегка свихнулся на этом деле», — подумал Валахов и спрятал оружие, мысленно благодаря Бога, что не успел им воспользоваться.
Оказавшись у своего автомобиля, он остановился и вытер выступившую на лбу испарину. Ему вдруг стало смешно — как он, профессионал, мог принять случайных прохожих за сотрудников ФСБ! Но в следующее мгновение Балахову стало не до смеха — мощнейшим ударом его сбили с ног, и через секунду он уже лежал на асфальте с заломанными за спину руками. Прямо над ухом раздался щелчок предохранителя, в висок уперлось дуло пистолета, и кто-то грубо предупредил:
— Сопротивление бесполезно, майор! Одно неосторожное движение, и я стреляю.
«Кажется, я проиграл!.. Но как они меня вычислили? Ведь я не сделал ни одного промаха, ни единой ошибки…» — мелькнуло в разгоряченном мозгу, и Валахов плотно закрыл глаза, отгоняя страх и растущее отчаяние.
Все, к чему он стремился в жизни, оказалось химерой. Он верил, что цель оправдывает средства, но его цель оказалось недостижимой. Валахов чувствовал, что на каком-то этапе удача отвернулась от него, бросив на произвол судьбы. Его, у которого руки по локоть в крови, а вместо сердца лишь горсть холодного пепла. И нет никакой надежды когда-нибудь отмыть эту кровь…
Знакомый голос полковника Головко вернул Балахова к реальности.
— Добрый вечер, майор, — вежливо поздоровался тот.
Валахов открыл глаза и увидел прямо у своего лица новенькие, тупоносые ботинки красно-коричневого цвета. У московской молодежи такая обувь пользовалась особенной популярностью.
«А ведь полковник — пижон», — подумал он совсем некстати.
— К сожалению, на сегодняшний рейс до Буэнос-Айреса вы уже опоздали, — тем временем продолжил Головко. — Вам, Константин Валерьевич, придется проехать со мной на Лубянку для дачи показаний… как, впрочем, и вашим иракским товарищам… Да, ребята, поднимите его. А то как-то неудобно разговаривать, когда один из собеседников лежит…
Чьи-то грубые руки подхватили майора под мышки, рывком поставили на ноги и защелкнули на его запястьях наручники. Валахов облизнул пересохшие губы и, стараясь не смотреть на полковника, спросил:
— Похоже, вас можно поздравить?
— Не стоит, — махнул рукой Головко. — Но, майор, я всегда считал вас достаточно умным человеком. Вы же были обречены с самого начала. Жаль, что вы не поняли это гораздо раньше.
— Ну, игра еще не окончена, — неуверенно возразил Валахов.
— Окончена. Доказательств вашей вины у нас предостаточно — кассеты, видеозапись разговора с иракцами…
— Неужели все-таки они? — с дрожью в голосе спросил Валахов.
— Нет… к их сожалению.
— Тогда как вы меня просчитали?
Бросив на майора короткий взгляд, полковник саркастически улыбнулся.
— Да, вычислить вас было совсем не просто. Вы же профессионал. Знаете всю нашу кухню как свои пять пальцев. Возможно, в конце концов, вам бы удалось перехитрить нас, если бы не случай. К счастью, на конечном этапе в игру включился один человек, который сумел переиграть вас… Благодаря его дальновидности, в чемоданчике была заменена ручка, а в эту ручку вмонтирован жучок. Так что уже несколько дней мы следим за вашими передвижениями…
Валахов почувствовал, что задыхается — он был потрясен. Липкий пот застилал глаза, но смахнуть его у майора не было ни сил, ни возможностей. Да и особого желания тоже.
Потрясение вдруг куда-то исчезло, уступив место ярости. Валахов всегда считал себя одним из лучших, а тут его, майора ФСБ, сумел обвести вокруг пальца какой-то кретин…
— Кто этот человек? — с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, спросил он. — Из нашего управления?
— К сожалению, нет. Его зовут Мономах… Может, слыхал?
— Мономах? — растерялся Валахов. — Это из древнерусской истории, что ли?
— Нет, голубчик, это уже история современная…
С тех самых пор, как Мономах позвонил полковнику Головко и сообщил ему о жучке, запрятанном в ручке ядерной установки, его перестала интересовать судьба чемоданчика. Теперь он мог взглянуть на эту историю глазами стороннего наблюдателя и тщательно проанализировать свои промахи, ошибки, просчеты. Промахов было много, но кто из простых смертных не ошибается? Все в этом мире похожи друг на друга, и никогда не стоит внушать себе, что ты и есть самый особенный и неповторимый… Короче, у Мономаха наступил период самобичевания.
