В общем, взаимным обидам не было числа. Вот и сейчас, увидев пятно, Зинаида Львовна в первую очередь подумала о соседке сверху. Правда, надо отдать должное, соседка не шумела последнюю неделю. Видимо, затаилась для того, чтобы нанести «новый удар».
– Я это так не оставлю! – громко выкрикнула женщина, воодружая на нос очки, чтобы лучше разглядеть пятно. – Я найду на тебя управу, дрянь! Ты мне капитальный ремонт в квартире оплатишь! Ты еще станешь слезно прощение просить. Ты...
Но придумать, что еще будет делать соседка, лишь бы замолить свою вину, Зинаида Львовна не успела, потому что наконец-то смогла рассмотреть «грязь».
– Господи Иисусе! – потрясенно вымолвила женщина.
И было чему удивиться. Большое пятно состояло из нескольких пятен поменьше, разной формы, соединенных так причудливо, что вместе они образовывали пусть и простое, но все же вполне узнаваемое изображение лица.
* * *
«Вот такое хреновое лето», – думал Илья Шахов, угрюмо глядя в окно. С тускло-серого, будто застиранного неба падал мокрый снег, оседавший на глянцево-мокрых ветках ноздреватыми шапками. А ведь еще вчера погода радовала не по-весеннему жарким солнцем и приятным теплым ветерком.
Но не ненастье являлось причиной похоронного настроения Ильи. Для него имелся целый ряд причин. Во-первых, вчера Илья поссорился со своей девушкой Леной. Ссора вышла из-за пустяка и, к сожалению, за последние две недели была уже третьей. Во-вторых, планируемый на выходные пикник на даче у друга из-за непогоды грозился накрыться медным тазом. Что за удовольствие делать шашлык, держа над мангалом зонт? В-третьих, позавчера сломался верой и правдой прослуживший в течение трех лет «Фольксваген», и ремонт его обещал влететь в копеечку. Ну и, в-четвертых, очерк, который Илья обещал отправить в редакцию газеты к завтрашнему дню, не писался. Абсолютно. Косвенно в этом была виновата Лена: Шахов думал о ней, а не о статье. В последнее время парня все чаще стало посещать ощущение, что в его жизни все ломается и рушится: начиная от отношений с девушкой, с которой они встречались два года, и заканчивая машиной. Даже очерк никак не выходил, ну прямо творческая импотенция, и все тут!
Илья перевел взгляд на девственно-чистый вордовский лист и вздохнул. Если дело пойдет, а вернее, не пойдет так дальше, закроют его колонку. Горевал Илья не столько из-за заработка (рубрика, хоть и пользовалась популярностью, дохода почти не приносила), сколько из-за страха утратить то, что немного скрашивало его будни менеджера по продажам. Романтики и приключений Илье, бывшему в душе авантюристом, ой как не хватало.
Шахов не получил специального образования, в газету его привела случайность. В конце прошлого года он сломал ногу и вместо того, чтобы провести новогодние каникулы в Альпах, попал в больницу. Там, маясь от безделья, он просматривал принесенную соседу по палате прессу и вытащил из общей кучи газет газету-«толстушку» под названием «По лабиринтам Зазеркалья». Илья от скуки прочитал издание «от корки до корки», посмеиваясь над выдумками авторов, ибо ни в НЛО, ни в снежного человека, ни в барабашку он не верил. Но по прочтении подумал, что, пожалуй, смог бы сам написать какой-нибудь занятный рассказ. Благо, времени свободного у него было хоть отбавляй, выдумки – не занимать, а воспоминаний об экспедициях – предостаточно. В свое время Илья окончил географический факультет педагогического университета, и специфика факультета подразумевала походы и экспедиции. Так что ему не составило труда написать очерк об экспедиции в Бурятию. В основе очерка лежали впечатления, полученные им в реальной экспедиции, вымышленной являлась лишь цель похода: встреча с шаманами. Очерк получился таким интересным, что Илье неожиданно предложили вести еженедельную рубрику, в которую он от имени исследователя паранормальных явлений должен был писать подобные очерки. И так как на тот момент Шахов изнывал в больнице от скуки, он согласился и сразу же взялся за дело. Неопытность на журналистском поприще Илья компенсировал бойкостью пера (он всегда считался хорошим рассказчиком), объемом знаний, накопленных в студенческих экспедициях, и воображением, которое подстегивала живущая в нем жажда приключений. Вот так и вышло, что Илья стал вести газетную рубрику под псевдонимом Иван Шапкин, член вымышленной группы исследователей паранормальных явлений. Шахов собирал нужную информацию в Интернете, достоверно описывал походные ощущения и умело нагнетал обстановку, сдабривая рассказ красочными, порой доводящими до дрожи описаниями.
Мнимая группа исследователей то отправлялась на поиски снежного человека, то изучала аномальную зону в подмосковном лесу, то выезжала в коттеджный поселок по просьбе одного из жителей, чтобы выяснить причину появления полтергейста.
Колонка пользовалась успехом. Вымышленному «охотнику за привидениями» Ивану Шапкину писали читатели, рассказывали о произошедших с ними случаях и порой спрашивали совета, поэтому пришлось открыть специальную рубрику «Ваши письма», в которой Илья отвечал на наиболее интересные вопросы.
Поэтому один-два раза в неделю Илья Шахов, менеджер по продажам в крупной страховой компании, превращался в исследователя Ивана Шапкина.
Илья встал из-за стола и достал с книжной полки запылившийся фотоальбом в надежде, что студенческие фотографии помогут ему создать нужное для работы настроение. Но, рассматривая старые снимки, еще больше загрустил. Скучна, скучна была его повседневная жизнь... В работе Шахов преуспел: его должность приносила хороший доход, но этим все и заканчивалось. В экспедициях он больше не участвовал, потакая желаниям своей девушки, которая совершенно не понимала прелести дикого отдыха на природе. Теперь они ездили в путешествия по чистой и чопорной Европе. При выборе поездок Лена была категорична: либо Европа, либо море – и точка. Илья таскался с ней по душным музеям вместе с другими туристами, чувствуя себя бараном в стаде, либо валялся под палящими лучами солнца, изнывая от жары и безделья. А душа тосковала. Ныла, будто старая рана при перемене погоды. Как же здорово было в студенческие времена! И особенная походная атмосфера, и ночные посиделки возле костра с гитарой, и дешевый портвейн, которым по юности он не брезговал. На факультете было множество симпатичных девчонок, и среди студентов частенько вспыхивали, подобно искрам, короткие, но обжигающие страстью романы.
Сейчас Илья чувствовал себя птицей в клетке, у которой есть все: и самые лучшие зерна, и свежая вода, и сочная зелень, и чистый домик, а она все равно с тоской мечтает о воле, о том, чтобы расправить крылья и захлебнуться эйфорией полета. Ему бы в настоящую экспедицию, как в студенческие годы! Чтобы была, как раньше, легкая боль в мышцах, вызванная долгими переходами, пропахшая дымом костра каша, легкое опьянение, вызванное чистым воздухом и приторным портвейном, жар от костра, анекдоты, за рассказыванием которых коротали вечера, раскаленные поцелуи под гитарный перебор, дробь дождя по крыше палатки, сонное дыхание «походной подруги», прикорнувшей у него на плече...
Ностальгические размышления прервал звонок мобильного. Илья нехотя оторвался от фотоальбома (на глаза ему как раз попалась фотография его студенческой любви – Вари Холодовой), покосился на экран телефона и, увидев высветившееся слово «Бобер», ответил на вызов.
