Сегодня она была готова обнять весь мир просто потому, что появились люди, которые откликнулись на ее беду. Диана столько времени прожила, таща, словно камень в гору, свое несчастье, что сама стала превращаться в камень, лишенный эмоций. Без слез, без сочувствия, без надежды. Наверное, бог послал ей этого любознательного Илью, и соседку Алевтину, и Павла Ивановича, и даже вредную Зинаиду Львовну.
Диана решила, что обязательно отблагодарит Алевтину. Поможет ей преобразиться и наладить личную жизнь. Павла Ивановича она тоже поблагодарит и попросит прощения за то, что влезла в его квартиру. Как выразить свою признательность Илье, Диана еще не придумала, но сейчас с улыбкой вспоминала то, как в первую встречу испугалась его, приняв за дурного вестника. Раскладывать карты она умела, а вот читать их точно – нет.
Диана позвонила матери и поинтересовалась, как обстоят дела у сына. Мышонку не становилось ни лучше, ни хуже. Что же, отсутствие новостей иногда не так уж плохо. Диана договорилась с матерью о встрече, чтобы расспросить ее о фотоальбоме. И хотя мама сказала, что ничего о нем не знает, девушку это не расстроило: в конце концов, она просто покажет ей два снимка. А тайну, которую скрывает альбом, она разгадает с Алевтиной, Ильей и Евгением.
Поговорив по телефону, Диана стала торопливо собираться. Открыла шкаф и, увидев в нем балахоны, скривилась. Разом решившись, она вытащила их и бросила на диван. Улыбнулась, вспомнив, как ее подколол Илья насчет того, что она, «ясновидящая», не может узнать, где находится альбом. Прощай, образ «гадалки»! Диана завязала свои наряды в узел. Больше эти балахоны она не наденет.
Следом за балахонами настал черед масок, «космических» картин и амулетов. Диана сняла все со стен и положила в большую коробку – все это она вынесет на помойку. Все, хватит, хватит. Добрую часть жизни девушка прожила с детским страхом, что однажды превратится в ведьму, станет такой же безобразной, ужасной, злой, как ее прабабка. Никакая она не ведьма! Довольно жить с этим страхом и сгибать плечи, воображая, будто несет на них могильную плиту родового проклятия. Она спасет Мышонка и заживет полноценной жизнью. Разыскивать свою бывшую любовь, Германа, Диана не собиралась, у него своя жизнь, у нее – своя. Ей, если честно, сейчас и не нужно никакого другого мужчины, кроме сына. Ей хочется проводить с ним все свое время, двадцать четыре часа в сутки, обнимать, целовать, вдыхать детский запах его пшеничных волосенок, видеть, как он распахивает шоколадные глазенки, пробуждаясь ото сна. Диана заберет его из больницы, где он проводит большую часть своей жизни. У них будет крепкая семья – она и ее сын.
...Разговор с матерью вышел долгим и сильным. Они сидели в больничном парке. Майское солнце высушило дорожки от луж, зажгло молодой зеленью клены и липы, а ветер был таким теплым, что Диана сняла ветровку и осталась в одной футболке с коротким рукавом. Помнится, в детстве для нее критерием наступления лета всегда был тот день, когда мама, собирая ее в детский сад, вместо теплых кусачих колготок, которые вечно сползали и сборились на щиколотках, доставала гольфы. А к ним – кофточку или футболку с коротким рукавом. И неважно, что потом, после такого мнимого «лета», могли вернуться холода, главное – воображаемая граница, отсекающая лето от ненадежной в своих капризах весны, уже была проведена.
Сейчас Диана с удовольствием подставляла солнцу голые руки. И лучи, ласково целующие ее белую с зимы кожу, добавляли ей уверенности. Диана говорила, что не собирается больше бояться «проклятия», что найдет способ его снять, что планирует забрать Мышонка из больницы и увезти его на море набираться сил и укреплять иммунитет. Мама спорила, возражая, что врачи не дают хороших прогнозов. Но Диана была уверена, что в больничных стенах ребенок вряд ли будет поправляться быстро. Свежий воздух, витамины, общение с матерью вернут его к жизни куда быстрей, чем капельницы и уколы. Перед глазами так и стояла картина: Мишка, бледный до синевы, худющий до прозрачности, лежит на узкой и жесткой больничной кровати. Голова на тощей шейке кажется непомерно большой, а шоколадные глаза на осунувшемся личике – огромными, как пропасти. «Во что я превратила моего ребенка», – ужалась мысленно Диана. И жалела о каждом часе, который не провела с сыном.
Она заберет его из больницы. Найдет самый хороший детский санаторий на море и уедет туда с сыном на целое лето. А осенью привезет окрепшего, загорелого, наевшего щеки Мишку обратно в Москву и предъявит матери и врачам: вот вам, мол, «неутешительные прогнозы» и «родовое проклятие». Образ Мишки-крепыша, нарисовавшийся в воображении, вытеснял реально увиденную картину и наполнял такой уверенностью, что Диана всерьез стала сомневаться: а существует ли на самом деле это пресловутое проклятие? Может, это мамины и бабушкины выдумки? Диану вдруг озарило, что одно из мощных орудий, которое поможет ей преодолеть прабабкино «проклятие», – непоколебимая уверенность в том, что все будет хорошо. Целых три поколения женщин прожили, всерьез веря в существование проклятия, покоряясь ему, позволяя ему разрушить свои жизни и смиряясь с этим. Диана станет той, кто избавит их род от этого гнета. Она уже бросила прабабке и ее «пророчеству» вызов, родив не дочь, а сына. Единственного мужчину, который вошел в их семью и задержался там.
– О чем ты думаешь? – подозрительно спросила мама, заметив, что на губах дочери блуждает улыбка.
– О том, мама, что я не собираюсь сдаваться и выйду из схватки победительницей.
– Из какой схватки? О чем ты, Диана?..
– Просто мысли вслух. Я с тобой поговорить хотела не только о Мише, но еще и об этом... Тебе не знакомы эти люди?
Диана извлекла из сумочки два снимка и протянула их матери. Та с любопытством взяла их, но один сразу отложила и отрицательно покачала головой. А вот во второй, в тот, на котором была изображена группка девушек, всматривалась долго.
– Откуда у тебя это?.. – спросила мама, встревоженно глядя на дочь и легонько тряся снимком. – Откуда у тебя фотография Вали Тоновой?
...Диана вернулась домой взбудораженная. История, рассказанная мамой, показалась ей интересной. А вот окажется ли она важной – будет видно потом. Входя в лифт, Диана все еще пребывала в задумчивости и случайно нажала вместо кнопки своего этажа кнопку с номером «пять». Она заметила ошибку, только когда приехала на этаж, на котором проживала Алевтина. «Ладно, зайду к Але, расскажу ей о снимке», – решила Диана, выходя из лифта. Но о своем намерении забыла, увидев, что дверь в квартиру, в которой проживал старик Павел Иванович, открывает незнакомая женщина.
– Простите... – окликнула Диана незнакомку.
Та оглянулась и вопросительно посмотрела на девушку. Это была женщина лет за сорок, одетая в простое темное платье, с ненакрашенным уставшим лицом, полная, невысокая, самая что ни на есть обычная.
– Я... Я хотела бы спросить у вас, не знаете ли вы, где находится Павел Иванович?
– Павел Иванович?.. – глухо переспросила женщина и, глядя на Диану глазами с красными прожилками на белках, с дрожью в голосе ответила: – Нет его. Я его дочь. Папе стало плохо с сердцем, отвезли в больницу, а там он на следующий день умер.
