– Но не факт, что она пришлась бы по вкусу твоей сестре.
– Он натуральная, без генных модификаций. Никса бы её съела несмотря на вкус. Ведь правда Никса ты бы съела настоящих фруктов ил овощей?
– Ага, – глядя на меня круглыми от удивления глазами, отвечает сестра.
По лицу Раварты я замечаю, что произнёс что-то не то. Мама, сидящая напротив, раскрыла рот, в ее глазах – ужас.
– Извини, я погорячился, – говорю я, обращаюсь к Раварте. – Я просто хочу, чтобы Никса была здорова.
– А как зовут Нори полностью? – всё ещё пребывая в состоянии истукана, спрашивает мама.
– Нори Гловер-Парсон, – с осторожностью отвечает Раварта. – А что?
– Тебе что-то известно о ней? – спрашиваю я у мамы, видя как изменилось её лицо.
– Мы были немного знакомы. Не думала… – она обрывает фразу.
– Что ты не думала?! – спрашиваю я, вытаращив на неё глаза.
– Не думала, что она осмелится торговать запрещёнными продуктами.
– А она и не торгует, – спокойно произносит Раварта. – Мы их сами выращиваем и раздаём тем, кто нуждается.
– И ты тоже с ними? – спрашивает сухим, сдавленным голосом мама.
– Да…Мне пришлось, – я кидаю взгляд на Раварту. – И я не жалею.
Мы сцепляем наши руки. Какое-то время мы все сидим молча, пока мама не задаёт следующий вопрос.
– Ты уже успел что-нибудь вырастить сам?
– Нет. Пока только кусты.
Глядя в её тёмные глаза, полные страха, отчаяния и растерянности, я кратко рассказываю о том, как проник в НИВПР и выкрал семена. Сперва мне кажется, будто мама не верит мне, но затем к рассказу подключается Раварта. Она подбрасывает дополнительные детали, и история становится похожей на правду. Когда я заканчиваю, мама всё ещё неподвижна, но в её взгляде словно что-то меняется.
– Сколько ты сможешь раздобыть еды для Никсы? – спрашивает она резко, почти сердито. Я давно не слышал у нее такого голоса.
– Сколько потребуется, – подхватывает Раварта. – Новый урожай соберут буквально на следующей неделе.
– Это хорошо, – мама кивает.
– Я рад, что ты поняла ситуация, – говорю я ей.
– Ты сильно рискуешь, – говорит она, но потом переводит взгляд на бледное тело Никсы и добавляет. – Но, видимо, оно того стоит.
Я замечаю, что мама словно немного посветлела и взбодрилась, но я боюсь об этом думать много, чтобы не обмануться. Пусть лучше пока она побудет в моём сознании безвольной и неэмоциональной. Никса достаёт из холодильника торт с белым сметанным кремом. Я знаю, они его испекли сами. Он оказывается на удивление вкусным, хоть и сделан из ГМО. Никса почти не притрагивается. Я слизываю с указательного пальца кремовую массу и запиваю горячим чаем. Он обжигает язык так, что тот становится шершавым и нечувствительным. Вечер затемняет улицу за окном.
– Уже начало десятого. Никсе пора спать, – говорит мама.
– Мы тогда пойдём прогуляемся, – говорю я маме.
– Хорошо. Ты сегодня вернёшься ещё?
– Пока не знаю.
– Я рада была с вами познакомиться, миссис Коулман и с тобой, Никса.
Никса подходит к Раварте и обнимает её.
– Ты хорошая. Береги моего брата.
– Обязательно.
– Трэй, ещё раз с днём рождения. Хотела бы видеть тебя почаще – Никса обнимает меня и направляется в свою комнату. Её хилое тело, которое вот-вот воспарит в воздух и улетучится, вызывает во мне ощущение жалости и досады на собственное бессилие. Неужели маме всё равно, что происходит с её дочерью?
– Я подожду тебя на улице, Трэй, – Раварта кивает и выходит за дверь, давая нам с мамой возможность поговорить.
Я смотрю на свою мать. На её безвольно опущенные книзу плечи, на выбившиеся из-под металлического волнистого обруча волосы, и мне хочется обнять её крепко-крепко.
– Мама, – выдавливаю я, бросаюсь к ней и стискиваю ее спину..
Сперва она почти не двигается, а потом я ощущаю, как её руки ложатся на мои лопатки. Я утыкаюсь носом в её старую серо-фиолетовую кофту и не могу сдержать слёзы. Она прижимает меня к себе всё крепче. Как же мне не хватало её такой простой, материнской поддержки все эти годы. Иногда одни объятия могут сделать гораздо больше, чем тысячи самых эмоциональных слов.
Я выхожу на улицу. И вижу у фонарного столба силуэт Раварты, которая, вытянув ногу, как балерина, очерчивает кружок вокруг себя.
– Как ты? – она спрашивает, когда я подхожу ближе.
– Паршиво.
– Понимаю. Надо срочно вытаскивать твою сестру из этой голодовки, – её синие глаза заглядывают в мои.
– Да. Я думаю, завтра попросить еды у Митчела.
Мы сворачиваем на дорогу, в сторону леса и идём так, словно гуляем там каждый вечер.
– Обязательно. Не думаю, что он пожалеет что-то для твоей сестры.
– Надеюсь.
– Тебе он не понравился? Так ведь?
– Ну… скорее – нет, чем да. – в этот момент я думаю, стоит ли говорить Раварте о своих мыслях по поводу. Плодородия или нет. В конце концов, сегодня после окончательного расставания с Кристини, мы должны стать ближе. – Я до сих пор не понимаю, откуда у восстановителей деньги, откуда у Митчела деньги. Насколько высокие у него покровители, – я рассуждаю вслух, когда мы уходим на достаточное расстояние от дома.
Теперь несколько огоньков нашего дома кажутся размазанными желтоватыми пятнышками. На фоне непроглядной августовской черноты.
– Я и сама мало что знаю об этом. Говорят, когда-то Митчел сам занимал высокий пост в Плазмиде, а потом что-то произошло, и он ушёл от корпоратов. Ты им не веришь?
– Кому?
– Восстановителям.
– Нет, – я пытаюсь разглядеть в темноте её глаза, но вижу лишь две неяркие блёстки.
Она молча тянется к моей руке, кончики наших пальцев соприкасаются. Тепло разливается по моей руке и струится выше к голове.
– Я тоже перестала им верить с тех пор, как встретила тебя, – произносит она спустя минуту.
Я не знаю, что на это сказать – хорошо это или плохо. Нори и другие члены Плодородия стали для неё семьёй. Подарили ей новый дом и, возможно, веру в светлое будущее. Смею ли я так вот запросто отнять всё это у неё?
– А побежали на холмы? – предалагаю я.
– На исполинские? – спрашивает она.
– Ага! Откуда ты их знаешь?
– Да их все тут знают, с них же вид открывается вид весь город.
И мы сворачиваем вправо и бежим по дороге, огибающей лесную чащу, которая, как мне кажется, за последние несколько лет стала гуще. Когда мы почти добегаем до места, через двадцать минут, Раварта хватает меня за рубашку и тянет назад. Я слышу её смех и, подбегая к её силуэту, принимаюсь щекотать её под рёбрами. Она визжит, и смех, перемешанный с возгласами, заполняет пространство тёмного, влажного и ещё тёплого вакуума вокруг нас. Мы зовём холмами высокие уступы с резким обрывом вниз, у подножья которых земля принимает форму плоской платформы.
