— Принесли? Тогда давайте сюда, — сказал Роберт Геннадьевич.
Хамид вытащил папку из сумки, протянул ее антиквару. Развязав матерчатые завязки, тот заглянул внутрь, немного покопался в содержимом и удовлетворенно кивнул.
— Да. Это то, что нужно, — сказал он. — Получайте ваш гонорар.
На стол лег большой конверт из непромокаемой бумаги.
— Можете заглянуть, убедиться, что я вас не обманываю, — сказал Роберт Геннадьевич.
Хамид не стал корчить из себя невесть кого. Посмотрел, пощупал купюры. Вроде бы настоящие. А дальше выяснится, когда он пойдет в обменный пункт.
— Спасибо вам, — усмехнулся Назаров, пряча конверт в сумку.
— Нет, это вам спасибо. Это был очень срочный заказ.
— Кстати, а что в этих бумагах-то написано? — спросил Хамид.
Роберт Геннадьевич усмехнулся.
— Знаете, как обычно в таких ситуациях говорят? Меньше знаешь — крепче спишь. Но для вас — исключение. Это просто старые чертежи, выполненные в двадцатые годы двадцатого века рукой одного очень известного архитектора.
— И зачем они могут понадобиться вашему клиенту? — Хамид искренне недоумевал.
— Подозреваю — чтобы повесить на стену. Это ведь старые чертежи, а не современные.
— Ну да, это точно… — покачал головой Хамид.
— Ну, собственно, на этом я с вами распрощаюсь, — сказал антиквар, поднялся из-за столика, пожал руку Назарову и неторопливо пошел прочь по аллее. Хамид покосился на продавщицу, неприязненно смотревшую на него от холодильника с напитками. Отведя глаза, Назаров пошел прочь. Пятнадцать тысяч долларов приятно грели сквозь толстую ткань сумки. Хамид шел, подсчитывая основные потребности своей семьи и то, сколько понадобится средств на удовлетворение самых основных. По всему выходило, что несколько ближайших месяцев можно не беспокоиться посторонним заработком. Хотя, конечно, придется хорошо подумать, чтобы объяснить Наташе, откуда взялись эти деньги…
* * *
Хозяин встретил курьера на пороге квартиры. Парнишка лет девятнадцати — по всей видимости, студент на подработке — изобразил на лице дежурную улыбку.
— Добрый день! — сказал он. — Принимайте, пожалуйста, вашу бандероль.
— Мне, наверное, расписаться надо? — спросил хозяин.
Парнишка кивнул, подавая пластиковый планшет с приколотыми документами на доставку. Хозяин, неприметный мужчина с глубокими лобными залысинами и сломанным носом, накорябал в соответствующей графе свою подпись. Принял бандероль, осмотрел целостность упаковки. Курьер подумал, что этот тип, наверное, жуткий педант по жизни.
— Все в порядке, спасибо, — хозяин вернул курьеру планшет. Тот убедился, что подписи поставлены верно, оторвал один из листов и протянул получателю груза.
— До свидания, пользуйтесь услугами нашей курьерской службы! — протараторил он и побежал вниз по лестнице. Хозяин хмыкнул и вернулся в квартиру.
Войдя на кухню, хозяин еще раз куда пристальнее осмотрел пакет. Нет, определенно целостности упаковки не нарушали — плотная коричневая бумага была аккуратной, плотно заклеенной, с внятными печатями.
Он взял нож и с треском вскрыл упаковку. Внутри была подарочная коробка из глянцевого картона. Хозяин усмехнулся. Да уж, подарок, ничего не скажешь… У отправителя явно случилось обострение чувства юмора.
Внутри коробки лежала толстенная крупноформатная книга. На ней было написано: «Библия. Репринтное издание типографии Франциска Скорины». Хозяин вздохнул — этот репринт, изданный в конце восьмидесятых годов, он бы с удовольствием поставил на полку.
Казалось бы, ну а в чем проблема? Вот тебе книга, бери и пользуйся! Но на самом деле содержимое подарочной коробки представляло собой всего лишь один контейнер. И когда хозяин открыл его, внутри оказалась поллитровая стальная фляжка, в какую наливают спиртное. Внутри этого сосуда плескалась жидкость. Хозяин странно усмехнулся, взял фляжку и, держа ее на вытянутой руке, впился взглядом в полированный металл — будто бы ждал от него какой-то особенной реакции. Отражение буравило его таким же пристальным и выжидающим взглядом. Наконец человек стряхнул с себя оцепенение, положил фляжку на стол и снял трубку домашнего радиотелефона. Набрав семь цифр московского номера, он дождался ответа и сказал:
— Это Смирнов. Спасибо, книгу получил.
— Понравился подарок? — голос на другом конце был довольно высоким, но принадлежал мужчине. — Я старался угодить.
— Спасибо большое, очень понравился. Думаю, что уже сегодня похвастаюсь друзьям.
— Рад, что смог быть полезным, — произнес голос.
— Дня через три ждите отзывов, — сказал хозяин.
— Хорошо. Я постараюсь не упустить их из виду, — произнес голос чуть с ехидцей, и в трубке запищали гудки отбоя.
Смирнов повесил трубку и неодобрительно покачал головой. Он полагал, что дело, которым ему предстояло заняться, — очень важное и серьезное. И ирония тут не уместна. С другой стороны, обладатель высокого голоса, носивший странное прозвище Синус, и так здорово помог ему в осуществлении главного плана его жизни.
Смирнов давно уже считал себя особенным человеком. Немалую роль в этом сыграли его родители. И стоило Феде Смирнову дойти до возраста, когда в него уже можно было вкладывать чуть более серьезные знания и навыки, чем элементарная гигиена и умение пользоваться ложкой, как папа и мама принялись строить из него вундеркинда.
На первых порах это удавалось очень неплохо. Федю научили читать в три годика, писать — в четыре с хвостиком. К первому классу мальчик уже умел считать до ста и знал таблицу умножения. И все бы ничего, но, как иногда бывает, родители просто не учли «предела прочности» своего чада. Кружки, секции, факультативы превратили жизнь Феди в тяжкий труд, причем беспросветный и бесперспективный. Он шел в школу, сразу после школы — в кружок или секцию. На следующий день — то же, но с другим кружком. Даже в выходные у мальчика не было передышки. Разве что какие-нибудь государственные праздники, в которые он все равно нормального отдыха не получал — родители заставляли его заниматься какими-нибудь вещами, которые в их понимании были развивающими.
Отсутствие чувства меры привело вначале к тому, что Федя начал сильно отставать в учебе, стал раздражительным и мало восприимчивым к окружающему миру. Учителя сделали родителям Феди замечание, намекая, что в воспитании тоже надо знать меру. Те встали в позу, заявив, что лучше знают, что нужно ребенку. Но вскоре были вынуждены признать, что, наверное, они перегнули палку. Случилось это тогда, когда Федя упал в обморок прямо на занятиях в музыкальной школе.
Избавив сына от секции гимнастики и музыкальной школы (собственно, тут в кои-то веки учли мнение самого Феди, категорически отказавшегося идти в музыкалку снова), родители решили, что, раз уж с разносторонней личностью ничего не выйдет, надо хотя бы сделать сына выдающимся учеником.
