А вот в выходные Маша, как правило, старалась больше времени уделять себе и своим друзьям. Сходить куда-нибудь, просто прогуляться, попить кофе или пива вместе — это было почти что ритуалом. Хорошо проведенные выходные делали приятной немалую часть предстоящей недели.
И тут — самая настоящая пакость, и отнюдь не мелкая.
Маша провалялась в постели почти час. Сухость во рту стала, кажется, немного проходить, из чего девушка сделала вывод, что, наверное, отравление потихоньку сдает свои позиции. Она даже позволила себе помечтать о том, что все-таки вечером, когда самочувствие станет немного лучше, она сможет-таки выбраться из дома.
На столе зазвонил телефон. Маша открыла глаза, поморгала от света, показавшегося ей непривычно ярким, и взяла аппарат. И тут оказалось, что цифры на дисплее расплылись и она не может понять, кто ей звонит. Маша протерла глаза, но это ровным счетом ничего не изменило. Тогда она просто нажала на зеленую кнопку, поднесла телефон к уху и сказала:
— Я вас слушаю.
Сказала — и не узнала своего голоса. У Маши был очень приятный низкий голос. В вузе его поставили для вокала, что еще больше добавило ему мелодичных ноток. Девушка знала, что ее голос нравится окружающим, но то, что сейчас выдали ее голосовые связки, никак не напоминало ее контральто. Это было хрипловатое, гнусавое кваканье, как будто у Маши было сильно простужено горло. Хотя никаких простудных ощущений девушка не испытывала. Разве что казалось, что одна из таблеток активированного угля все-таки засела где-то в глотке, несмотря на количество выпитой воды.
— Здравствуйте, я могу услышать Марию Владимировну? — женский голос казался знакомым. Наверное, кто-то из родителей детей ее группы.
— Я Мария Владимировна.
— Ой, а что у вас с голосом? — испугалась собеседница.
— Да я не знаю. С утра какая-то больная, — ответила Маша.
— А это мать Оли Залесской. Вы знаете, у меня девочка тоже заболела. Говорит, что живот болит, тошнило ее. Вы не знаете, что она такого ела в детском саду?
— Нина Георгиевна, вы же знаете, у нас очень внимательно следят, чтобы дети ничего не ели без разрешения…
— Ну вы знаете, я тоже дома стараюсь, чтобы дочка не тащила в рот чего попало… А вы от чего заболели? — вдруг насторожилась Нина Георгиевна.
— Да я вот и сама не знаю, — ответила Маша.
— Мария Владимировна, а вы уверены, что больше никто из детей не заболел? — спросила Залесская.
— Ну вы знаете, мне никто пока что не звонил на этот счет. Но если хотите, я могу связаться с родителями других детишек, спросить у них.
— Да, Мария Владимировна, позвоните, пожалуйста, — несмотря на вежливые нотки, в голосе Залесской звучал отчетливо слышимый металл. Что не удивительно — все-таки это ее ребенок заболел, не чужой. Да и Маша сама уже опасалась того, как бы все-таки не получилось, что болезнь свою она принесла из детского садика.
— Хорошо, я сейчас же свяжусь с ними, — сказала воспитательница.
— Я тогда вас наберу через полчаса, — предупредила Залесская и повесила трубку.
Маша вздохнула, решила было набрать номер кого-нибудь из родителей, но все равно не смогла увидеть ничего из того, что высвечивалось на экранчике мобильного телефона. Девушка впервые за сегодняшний день почувствовала не только дурное самочувствие, но еще и страх: отравление вполне могло оказаться еще какой-нибудь гадостью, от которой вообще неизвестно, чего ожидать.
Маша пыталась протирать глаза, чтобы разглядеть хоть что-то на дисплее телефона, но видела только светящуюся разноцветную кляксу. В конце концов, хоть и не хотелось этого делать, она пошла к матери и попросила набрать номер кого-нибудь из родителей ее детишек.
— Машенька! Тебе надо немедленно к врачу. Я сейчас же вызываю…
— Мама! — прервала Маша, чувствуя, что голос стал еще более искаженным. — Мне сейчас надо разобраться, что происходит, а потом уже о себе думать! Там дети, и я за них отвечаю.
Мать нашла группу номеров, в которую Маша заносила телефоны родителей, и спросила:
— Кого набирать?
— Мама, да кого угодно! Мне все равно придется всех обзвонить, спросить что и как. Набирай по порядку — и все!
И начался кошмар. Каждый из тех, кому задавала вопрос Маша, говорил, что сегодня с его ребенком происходит что-то не то. Понос, боли в животе, тошнота, те же нарушения зрения. Кто-то уже обратился к врачу, кто-то пытался бороться своими методами. А одна мама, известная своей религиозностью, даже пригласила домой священника, потому что это, по ее мнению, было самым лучшим лекарством. Когда Маша сказала, что, наверное, есть смысл не рассчитывать на чудо, а обратиться в больницу, женщина грубо ответила, что теперь она понимает свою ошибку — нечего было отдавать ребенка в сад, надо было заниматься им самостоятельно. И что с Божьей помощью она сама разберется, как ей поступать. После чего бросила трубку. Маша только и смогла, что понадеяться на адекватность священника, который заставит ее отвести мальчика к врачу.
Оказалось, что болеет вся группа. Страх Маши перерос в панику. Она отложила телефон и обхватила себя руками. Ее била крупная дрожь. Надо было срочно сообщить директору садика о чрезвычайном происшествии, а потом вызвать врача для себя. Но психологически это было чертовски трудно сделать, потому что тогда она узнает, что с ней случилось. А девушке казалось, что как раз сейчас она поняла, что значит выражение «блаженство в неведении».
Отогнав от себя дурацкие мысли, она позвонила директрисе и рассказала, что случилось. Та обещала немедленно связаться со всеми воспитателями и поручить им проверить, как обстоят дела у других групп. После этого Маша сообщила Нине Георгиевне Залесской, что, кажется, это действительно какая-то проблема в детском садике.
Потом Маша связалась с семейным врачом и попросила срочно прийти. И хотя у доктора Лазарчука тоже был выходной, он не стал отказываться, потому что очень хорошо слышал, каким голосом разговаривает девушка. Доктор пообещал приехать в течение часа.
Маша повесила трубку, поднесла к губам бутылку с минеральной водой, сделала глоток и обнаружила, что глотает с трудом — половина воды выплеснулась через нос. Девушка почувствовала, что если она сейчас не сядет, то грохнется в обморок от страха.
Глава 10
Если бы на атомные электростанции разрешались экскурсии, то, наверное, многие из посетителей были бы жестоко разочарованы тем, что видят внутри. Там нет ни мерцающих мертвенным зеленоватым светом блоков реактора, ни таинственных темных закоулков, ни мутных личностей в костюмах радиационной защиты.
АЭС больше всего похожа на какой-то очень чистый заводик. Цеха, механизмы, люди в белых халатах. Все вылизано, никакого мусора и чрезмерного шума — только ровный гул турбин, внушающий подсознательное ощущение восторга от той мощи, рядом с которой ты находишься.
