— Ну, вообще, мне всегда казалось, что таинственность — это удел больше женщин, — ответил Неверов.
— Таинственность — да, но я сейчас говорю именно о конспирации, то есть о стремлении как можно больше себя, драгоценного, спрятать так, чтобы было не добраться. Григорий не был исключением.
— Понятно. Но может быть, хоть какая-то зацепка была? Пожалуйста, вспомните. Не знаю, хоть намек на то, что могло его интересовать. Это очень трудно — не допустить хотя бы случайных оговорок. Надо быть очень хорошо тренированным человеком, по себе знаю. Доводилось, знаете ли, работать под прикрытием.
— Я подумаю немного, если не возражаете, — сказала Семенова и стала прихлебывать кофе мелкими глотками, глядя в пол прямо перед собой. Неверов поймал себя на мысли о том, что ему стыдно за замызганный линолеум — в течение расследования в кабинете не было ни одной уборки.
Постучавшись, зашла Ольга Крамник. У нее в руках были какие-то бумаги.
— Вот, принесла списки пассажиров на все авиарейсы в течение вчерашнего дня. Григория Покровского там точно нет. И более того, он не бронировал билета. Вот, можете сами все просмотреть.
Ирина снова побледнела. Ольга сочувственно глянула на нее и сказала тихо:
— Вы извините, что я не сказала, зачем вы нам нужны на самом деле. Но так было нужно.
— Не беспокойтесь, я все понимаю, — кивнула Ирина. — Но очень трудно поверить, что все это на самом деле, а не в каком-то дешевом кино. Знаете, когда герою трагическим голосом сообщают, что все на самом деле было совсем не так, как казалось. Причем это не касается какой-нибудь ерунды, а очень серьезно. Это тяжело принять.
Крамник положила руку на плечо Семеновой и слегка сжала его. Ирина благодарно посмотрела на нее и сказала Неверову:
— Вообще, если вспоминать что-то по-настоящему нетипичное, что было в Григории в этот его приезд, то, наверное, надо вспомнить книгу.
— Какую книгу?
Семенова пожала плечами.
— Я не могу вспомнить точно название, но что-то про архитектурные памятники Москвы. Я еще удивилась — с чего бы это он стал такое читать? Но не спросила. Тем более что книгу он прятал в сумке и не показывал — я чисто случайно ее заметила.
— Точного названия не знаете, но, если ее вам показать, вспомните? — спросил Клим.
Ирина подумала немного.
— Вообще, это такой яркий альбом крупного формата в глянцевой обложке. Он с трудом по ширине в сумку влезал. Там храмы какие-то были на обложке…
Неверов хмыкнул, посмотрел на часы и сказал:
— Значит, какие-то храмы. Ну что же, давайте устроим следственный эксперимент. Тут неподалеку есть хороший книжный магазин. Раз вы говорите, Григорий пользовался красочным альбомом, он мог там находиться. Мы туда сходим и попробуем найти книгу.
— Зачем вам она? — удивилась Семенова.
— Не исключено, что Покровский в этой книге высматривал будущую мишень для удара. Ну, и в любом случае, если у него по жизни не было увлечения религиозной архитектурой, зачем таскать с собой такую книгу?
Семенова прикусила губу и, кажется, сильно призадумалась. Клим не торопил ее. Майор Крамник, махнув рукой, вышла из кабинета. Ирина еще немного помолчала, а потом сообщила:
— Все равно, как ни стараюсь, не получается в голове сложить Григория и подготовку террористического акта. Нет, он не казался никогда человеком, страдавшим от излишнего гуманизма. Но терроризм… Я просто не знаю, верить вам или нет.
— Мне казалось, я привел достаточно аргументов в пользу того, что Григорий мог быть причастным к делу о готовящемся взрыве. Если не был, то мы это сможем доказать, когда доберемся до вашего приятеля тем или иным способом.
— Я бы тоже хотела у него много чего спросить, — вздохнула Ирина. — Кстати, у меня есть номер его сотового телефона. Российского, я имею в виду — Григорий его использует, когда приезжает к нам. Американский — накладно даже с его неплохой зарплатой.
— Это просто замечательно! — искренне воскликнул Неверов, — Скажите его мне.
Ирина продиктовала номер. Неверов связался с техническим отделом.
— Ребята, есть телефонный номер, кажется принадлежащий Григорию Покровскому. Срочно пробейте имя владельца, отследите все звонки, которые совершались с этого номера в последнее время. Если получится — проведите позиционирование. В общем, выжмите все, что можно. У вас есть… у вас есть, наверное, примерно час с небольшим. Время пошло.
Повесив трубку, Неверов сказал Ирине:
— А мы с вами пока что идем в книжный магазин искать ту книгу, которая была у Григория и которую вы могли видеть.
Ирина поднялась со стула и пошла следом за Неверовым. Женщина чувствовала, что ее привычный мир рушится. И для того, чтобы хоть как-то избавиться от ощущения, что Вселенная проваливается под ее ногами, а все, что казалось привычным, открывается вдруг с совершенно неожиданных и очень неприятных сторон, нужны были активные действия.
В то, что Григорий, ее Григорий, был террористом, верилось слабо. Но мозг уже работал, и какие-то мелочи, казавшиеся невинными причудами, теперь в контексте открывшейся информации, приобретали совершенно иной облик. И от этого никак невозможно было избавиться. Да Ирина и не была уверена, что это нужно. Если уж Григорий на самом деле террорист — его все равно придется останавливать. Любовь — это замечательно, но она не могла перевесить угрозы.
Глава 11
Пока Артура Силантьева везли, он надолго погрузился в сон. Собственно, на то и был рассчитан препарат, который ему вкололи. Сперва от него человек впадал в состояние прострации — терял ориентацию, не мог решить, куда ему самостоятельно двигаться, что делать и говорить. Минут через пятнадцать он погружался в крепкий здоровый сон. Если после этого человека не трогать, то через семь-восемь часов он просыпался, как правило ничего не помня о том, что было непосредственно перед тем, как он выключился.
Подполковник Суховей не мог позволить Силантьеву дрыхнуть так долго — не было времени. По большому счету у них было гарантированных часов пять на все, про все. Эдуард полагал, что этого будет достаточно, но люди — настолько непредсказуемый материал, что в любой момент могут выкинуть какой-нибудь совершенно необычный номер.
Артура положили на жесткую, заклеенную полиэтиленом кушетку в небольшой комнате, больше всего напоминающей процедурный кабинет в больнице, — белоснежный кафель на стенах, серый на полу, три металлических стула и металлический стол, на котором стояло что-то непонятное, накрытое белой материей. Из потолка мертво светили люминесцентные лампы, слегка шумел вентилятор и пахло дезинфекцией.
Из предметов, пожалуй не слишком обычных для больницы, присутствовала маленькая видеокамера в углу возле двери.
Экран, на который камера выводила изображение, располагался в соседнем помещении, по сути являвшееся захламленным кабинетом. Двадцатичетырехдюймовый монитор фирмы «Apple» показывал спящего Артура и кусок комнаты. Возле монитора стоял Суховей, глядя на мирно спящего секретаря. Подполковник жевал погасшую сигарету.
