Виктор усмехнулся — да, интонации у человека поставлены добротно. Сказал — как дерьмом из шланга обдал. Такому таланту бы с трибуны выступать, а не прозябать на должности какого-то несчастного секретаря в Госдуме. Хотя, наверное, в перспективе ему светило повышение от того, кто стоял за событиями последних дней.
— Требовать вы ничего не можете, — терпеливо объяснил Мантуш. — А вообще, вопрос у нас таков: кто стоит за покупкой шестисот килограммов гексогена, которые были осуществлены при участии Ходжи Рамаданова?
Виктор, разумеется, был весьма толковым практическим психологом. И мог по разного рода внешним проявлениям понять, что чувствует тот или иной человек. Вот и сейчас множество мелких движений показало, что Силантьева этот вопрос обеспокоил. Из этого Мантуш сделал вывод, что находится на правильном пути.
— Вы точно все с ума посходили! — возмущенно воскликнул Артур. — Какой гексоген, что вы себе позволяете? Я не намерен терпеть вашу служебную паранойю! Где начальство?
— Начальство, уважаемый, дало распоряжение поработать с тобой. Ты же не думаешь, что попал в кружок художественной самодеятельности? Или участвуешь в программе «Розыгрыш»?
— Я не знаю, что вы себе вообразили, но лучше бы вам прекратить. Я подам на вас в суд. Вас посадят…
— Хватит, хватит уже вам распинаться! — нетерпеливо сказал Виктор, снова перейдя на «вы». Хотя, теперь это звучало с откровенно зловещими оттенками — Этот спектакль не имеет никакого позитивного смысла. Вы только делаете себе хуже. Впрочем, как хотите. Я дам вам еще минуту на размышление, а потом буду действовать с применением совсем других методик. И поверьте, это будут самые неприятные минуты в вашей жизни.
Артур вскочил на ноги. Голова его кружилась, и он мгновенно потерял равновесие, поскользнувшись на кафеле. Взмахнув руками, Силантьев кое-как вернул себя в вертикальное положение, умудрился даже приосаниться и проследовать к двери, заявив:
— Я не намерен терпеть выходки цепных псов. Готовьтесь к тому, что окажетесь на улице и вас даже дворником работать не возьму-у-у-а-а! — фраза так и не была закончена: Мантуш, не вставая со стула, протянул руку и так хитро перехватил кисть руки Силантьева, что тот взвыл от боли. Виктор швырнул его обратно на кушетку и встал на ноги.
— Значит, по-хорошему не получится. Ладно, будем по-плохому! — вздохнул дознаватель.
Артуру показалось, что какая-то неведомая сила подхватила его и швырнула на металлический стул. На запястьях с треском затянулся ремешок пластиковых наручников, стягивая руки позади спинки. Еще два ремешка притянули щиколотки к ножкам стула. Артур вытаращил глаза и заорал:
— На помощь!
— Давай, давай, не стесняйся. Ори громче — тут хорошая звукоизоляция. Никому работать не помешаешь, так что не беспокойся. А я пока подготовлюсь к нашему с тобой дальнейшему разговору.
Артур для порядка заорал еще пару раз, да так, что в конечном итоге голос его сорвался на визг. Он закашлялся и притих, глядя, как Мантуш разматывает тонкий резиновый шланг, надевает его на кран с холодной водой, фиксирует зажимом, а потом идет в сторону пленника.
— Я этого так не оставлю, — пообещал Силантьев дрожащим голосом. — Вы у меня будете на коленях ползать, прощения просить!
— Ага, конечно, — ответил Мантуш. — Итак, я повторяю вопрос: кто дал тебе распоряжение организовать поставку гексогена через Ходжу Рамаданова? Кто твой босс?
— Пошел ты к черту, гестаповец! — Силантьев хорохорился, ему все еще казалось, что это не всерьез.
Ну что же, Мантуш решил с максимальной наглядностью показать, что шутками здесь с самого начала и не пахло. Небольшая встряска, чтобы не повредить здоровью, но дать возможность прочувствовать, каково это, когда из тебя безжалостно вытрясают информацию.
— Хорошо, Артур. Теперь давай я тебе покажу, как это может быть неприятно. Имей в виду: это будет достаточно невинная демонстрация моих возможностей. На самом деле все может быть гораздо хуже.
С этими словами Мантуш толчком ноги опрокинул стул вместе с привязанным к нему Силантьевым. Поставил рядом второй, вытащил из кармана пиджака плотную льняную тряпку и набросил ее на лицо секретаря. А потом пустил воду и стал поливать материю несильной струей.
Артур вопил сквозь ткань до тех пор, пока она не пропиталась водой. После этого вопль превратился в негромкие мучительные стоны, гулко отдававшиеся в стенах кабинета.
С виду пытка водой не страшная. Ну, казалось бы, что такого, что на лице мокрая ткань? Это же не полиэтилен, это не голова, полностью засунутая в ведро с водой! На деле же — процесс весьма мучителен. Дышать действительно можно. Вот только штука в том, что каждый вдох и выдох — ценой немалых усилий и каждый глоток воздуха, хоть и поддерживает в тебе жизнь, одновременно усиливает мучения, потому что воздуха организму надо гораздо больше, чем попадает в легкие. Пытка может длиться долго и с каждой минутом становится все невыносимее.
Мантуш не собирался затягивать процедуру. Хватит для начала минут десяти. Пусть полежит беспомощный в холодной луже на холодном кафеле, подергается, покашляет и похрипит. Пусть поймет, что здесь и сейчас он уже не государственный чиновник и тем более не протеже некоего влиятельного и могущественного человека. Он всего лишь дрожащая тварь, с которой могут вытворять все, что заблагорассудится.
Десять минут прошло. Виктор снял с лица Артура тряпку. Тот шумно вдохнул, закашлялся, стал жадно глотать воздух, отплевываясь.
— Итак. Еще раз: кто заказал тебе покупку гексогена.
— Да пошел ты к черту, тварь, урод, гестаповец! — выкашливал Силантьев ругательства в адрес дознавателя.
Мантуш вздохнул. Ну вот, кажется, Артур все-таки решил немного поиграть в пионера-героя.
— Пожалей ты себя, дружище, — сказал Мантуш. — Я от тебя не отстану, так что, может, лучше скажешь?
— Ничего я не знаю ни про какой гексоген! — взвизгнул Артур.
Мантуш снова вздохнул и опять положил тряпку на лицо Силантьева. Теперь он собирался продлить время «водной процедуры».
* * *
А между тем в детской городской больнице номер 45 бурно развивались события. Врачам казалось, что это кишечная инфекция. Одного за другим сюда привозили детей с жалобами на боли в животе, температуру, рвоту и понос. Приемное отделение на разные голоса ревело и хныкало, и эта какофония выводила из равновесия даже опытных докторов, вроде бы уже привычных ко всему, немало повидавших на своем веку.
Поначалу поступали детишки только из одного детского садика. Можно было думать, что причина кроется там. Заведующий инфекционным отделением доктор Шаблинский сел на телефон и стал требовать от санстанции немедленно направить в сад людей, чтобы те взяли пробы продуктов и разобрались, что вызвало острые симптомы отравления. Санстанция вяло отмахивалась тем, что, дескать, на дворе выходной, и где им взять этих самых людей, и пусть пока доктора разбираются с поступившими больными, а садик — на карантин, и в понедельник с утра они устроят там большой шмон.
