В градостроительных проектах 1920—1930-х годов архитектор развивал идею вертикального города-сада с высокой плотностью населения, башнеобразными зданиями и большими озелененными пространствами между ними, с разделением путей движения пешеходов и транспорта, зон жилья, деловой активности и промышленности (планы «Вуазен» для Парижа, Буэнос-Айреса, Алжира, Антверпена и др.). В течение 12 лет, начиная с 1930 года, Ле Корбюзье занимался планировкой Алжира. Теории Ле Корбюзье легли в основу «Афинской хартии», принятой IV Международным конгрессом современной архитектуры (1933), и изложены в его книгах «Лучезарный город» (1935) и «Три человеческих установления» (1945). В последней зодчий не только перечислил недостатки существующих городов, но и сформулировал новые принципы градостроительства.
Ле Корбюзье по праву считается одним из создателей новых архитектурных направлений (рационализма, функционализма). Он был первым архитектором, который изучил и применил в зодчестве аскетичный шероховатый бетон.
В 1927 году Ле Корбюзье приезжает в Советский Союз, чтобы участвовать в реконструкции старинного Покровского собора — храма Василия Блаженного. Архитектор намеревался коренным образом изменить облик центра Москвы.
Для перестройки храма Василия Блаженного архитектор предлагал снести часть здания. Он показал на чертежах, как безболезненно для города убрать часть построек. Однако этой идее не суждено было воплотиться в жизнь. В те годы Наркомат искусства и просвещения СССР склонялся в сторону массивного сталинского ампира. Реализовать новаторские идеи Ле Корбюзье в отношении храма Василия Блаженного не позволили.
В 1940-х годах Ле Корбюзье создал систему гармоничных величин — модулор, основанную на пропорциях человеческого тела, которую он предложил в качестве исходных размеров для строительства и художественной реконструкции.
После войны Ле Корбюзье занимался восстановлением городов Сен-Дис, Ла-Рошель и Немур.
Постройкам архитектора в 50—60-х годах присущи тонкая пластика, световые и пространственные эффекты, сочетание различных материалов, нарядная полихромия.
Последние годы всемирно известный зодчий уделял все больше внимания организации внутреннего пространства, соотношению функции схемы здания и его структур. В течение 27 лет Ле Корбюзье играл ведущую роль в Международном конгрессе современной архитектуры (CIAM).
Знаменитый архитектор оказал влияние на современное зодчество не только идеями, но и своей педагогической деятельностью. Среди его учеников — известные архитекторы: К. Маэкава, Н. Колли, О. Фрай, Д. Сакакура, Ж. Кандилис и многие другие. Умер Ле Корбюзье в 1965 году во Франции.
* * *
У дверей Главного архивного управления Неверов оказался ровно к тому времени, как обещал. Он запер автомобиль, поднялся по ступенькам крыльца и хотел было нажать кнопку звонка, но ему уже открывал двери невысокий кряжистый мужчина пожилого возраста, с блестящей пушистой лысиной. Лицо у мужчины, пожалуй, было все-таки испуганным. Неверов мысленно усмехнулся — несмотря ни на что, всегда весело представлять себе, что могли нафантазировать архивные крысы, которые вдруг поняли, что попали в сферу интересов ФСБ.
— Майор Неверов, — представился Клим и предъявил удостоверение.
Охранник почтительно поздоровался и сообщил, что кабинет директора находится на пятом этаже и гостя там уже ждут.
— Только у нас лифты не включены, — извиняющимся тоном добавил охранник.
— Ничего страшного, — покачал головой майор, — я и пешком могу дойти.
Взбежав по сумрачной гулкой лестнице, он оказался в длинном темном коридоре. Как и во всем здании, здесь царил запах старой бумаги. Неверов никогда бы не подумал, что этот аромат может быть таким сильным! Здесь он буквально кружил голову.
Дверь к директрисе была открыта. В приемной, кто на чем, расположились шесть человек — солидная матрона лет сорока пяти, пожилой дядька очень характерного вида (сразу можно было сказать, что он причастен к великому клану вахтеров) и четверо девушек, среди которых была одна даже очень симпатичная. Это, по всей видимости, и были искомые сотрудники.
Неверов зашел, и в него буквально впились шесть пристальных взглядов. Клим представился, показал удостоверение и стал задавать вопросы. Он узнал, что затопление началось раньше шести часов утра в четверг. Причиной стал прорыв водопроводной трубы в одной из комнат. Вода брызгала весьма активно, так что пострадало несколько ближних к прорыву стеллажей с бумагами. Степень повреждения была различной — некоторое количество бумаг еще можно было отреставрировать, но много страниц просто расползлись до состояния киселя.
Когда про это рассказывали молоденькие сотрудницы, у них на глазах Клим натурально увидел слезы. Девушки явно переживали и болели за ту работу, которую делали. Не самое веселое выражение сквозило на лице у охранника, в котором Неверов распознал военное прошлое. Равнодушной осталась только Мария Павловна. Майор презрительно подумал, что вот как раз ей-то архив совершенно по барабану.
— А вы не скажете, что за документы были в комнате? — спросил майор.
Одна из девушек ушла за подробным списком.
— Я все равно не понимаю, какое отношение бытовой инцидент в нашем фонде имеет к массовому отравлению людей! — снова подала голос Мария Павловна.
— А вам этого понимать и необязательно, — строго ответил Клим. — Вам, насколько я могу понять, вообще все равно, кроме собственного драгоценного покоя.
— Ой, ну можно подумать, у вас по-другому! — презрительно заявила директриса и отвернулась, всем видом демонстрируя, что общаться с каким-то там шпионом ниже ее достоинства.
— Межу прочим, — сказал Клим, — это ваша работа: проверить, что именно пропало, и, если среди пропавших документов есть нечто представляющее хотя бы какую-то ценность, доложить в соответствующие органы. Потому что все эти документы — наше достояние и наследие. И терять его мы не имеем никакого права. Поэтому я вас честно предупреждаю, что, когда буду составлять итоговый рапорт, в нем обязательно сообщу о вашей халатности.
Директриса шумно сглотнула. Спесь с нее, кажется, свалилась моментально. Она начала было оправдываться, говорить, что, дескать, кто же мог подумать и что, вообще, в другой ситуации она бы повела себя по-другому, но тут принесли документы, и Клим прервал ее объяснения.
— Скажите, вы мне можете показать, где что стояло из пропавшего? — спросил Клим.
— Да, конечно! — ответили девушки.
Комната еще носила на себе следы разрушения, но бумаги уже были расставлены по стендам. Правда, на полках зияли заметные просветы, но это как раз и были потери в ходе, так сказать, стихийного бедствия.
Клим начал называть документы, девушки суетились, показывая ему, где что находилось. Кроме того, они поясняли, что из этого пропало, а что погибло. Неверов отмечал, что все-таки пока речь больше шла именно о документах поврежденных и уничтоженных.
