Как обычно в такой ситуации, слышно лучше было именно тех, кто бросался дерьмом. И президенту надо было с этим как-то бороться цивилизованными методами, хотя в отношении некоторых особо ретивых щелкоперов так и хотелось применить какие-нибудь не джентльменские методики.
— Ну, рассказывайте, что вы там накопали, — сказал Волков.
— Накопали, да еще как. Мы надавили на Силантьева, и он рассказал очень интересную вещь. Оказывается, подкоп под вас идет от Харитонова.
— От Бориса?! — искренне удивился президент. — Господи, а этому-то я чем не угодил?! Вроде вполне нормально с ним работали, без проблем. И тут, оказывается, вот какая штука…
— Алексей Дмитриевич, вы же прекрасно понимаете, что человек, который влез в большую политику, иногда напрочь лишается такой бесполезной штуки, как совесть. Говорят, что у него вместо совести отрастает третья рудиментарная нога, но тут я, по чести сказать, не ответчик, потому что в штаны к ним не лажу.
Президент рассмеялся. Суховей вставил в компьютер флешку и передал файл с записью допроса Артура.
— В общем, Алексей Дмитриевич, нужна ваша санкция. Чай, не какого-то пионера идем брать, а самого вице-премьера.
— Хорошо, я даю вам санкцию, — кивнул Волков. — Или вам нужно в письменном виде?
— Честно говоря, не помешало бы.
Президент кивнул, и вскоре из щели факса в кабинете Эдуарда вылезла бумага, в соответствии с которой подполковник Суховей наделялся полномочиями для ареста Харитонова Бориса Илларионовича. А в случае оказания сопротивления упомянутый Суховей имеет полное право применять любые силовые методы.
Бумага была закреплена специальным личным штампом Волкова, который был только у него и вполне заменял подпись, когда Алексей Дмитриевич отсутствовал на месте выдачи документа, как сейчас.
— Желаю удачи! — сказал Волков.
Суховей поблагодарил и отправился в резиденцию вице-премьера — роскошную трехуровневую квартиру в элитном жилом комплексе в десяти минутах езды от Кремля.
В это самое время Борис Илларионович Харитонов, грузный мужчина очень импозантного вида, устало смотрел на экран маленького стильного ноутбука — своего традиционного «домашнего» рабочего инструмента. Там был открыт почтовый клиент, и в его рабочем окне вице-премьер читал свой приговор.
Письмо пришло только что, и, когда Харитонов его прочитал, он понял, что проиграл при любом раскладе. Служба безопасности проявила профессионализм, расколола Силантьева, и теперь уже, наверное, за ним выехали.
Борис Илларионович задумался. Что его ждет теперь? Известно что — лишение должности, шумный судебный процесс, чтобы другим неповадно было, а потом долгие годы тюрьмы. И пусть это будет не такая тюрьма, в какой сидят сотни тысяч простых арестантов в России, но все равно. Хотел ли Харитонов такой судьбы для себя? Конечно нет. И тем более он не хотел, чтобы его испорченная репутация потащила за собой жену и детей. Они ни при чем — никогда у Бориса Илларионовича даже мысли не возникало поделиться со своими родственниками своими тайными замыслами. Такое чувство, что он предвидел, что рано или поздно все кончится очень плохо. Впрочем, если подумать: а разве не предвидел? Ну или не просчитывал хотя бы иногда, как это будет, если его замыслы провалятся…
И вот какая штука: если он будет жив, то станет обузой для семьи, хоть и будет сидеть в тюрьме. Его детей будут знать как детей предателя и заговорщика, его жену назовут женой убийцы президента. И можно не сомневаться, что бульварные, да и серьезные, журналисты перемоют им кости по сто раз. И годы спустя им обязательно будут вспоминать то, что произошло.
Он не хотел, чтобы семья страдала за его проступок. Кроме того, он знал, что Волков не мстителен. Президент может уничтожить лично его, но семью не тронет даже пальцем. Черт подери, тут он благороден…
Харитонов перечитал письмо еще раз. Ну что же, тянуть время нет никакого смысла. Он встал из-за стола, вышел в спальню. Жена спала, натянув одеяло до самого подбородка. Она была значительно моложе Бориса Илларионовича и не так давно призналась, что выходила за него исключительно по расчету, как ей казалось. А в результате — привязалась к нему, полюбила и стала самой замечательной женщиной на свете.
Борис Илларионович поцеловал супругу. Она что-то пробормотала во сне. Вице-премьер грустно улыбнулся. Ну что же, он запомнит ее в одной из самых прекрасных ипостасей, потому что, спящая, она похожа на ангела.
Он зашел в спальню к сыну. Десятилетний пацан спал, раскидавшись во сне. Отец тихонько поцеловал его в лоб. Тот не отреагировал. Вытерев выступившую слезу, Харитонов отправился обратно в кабинет. Открыл почту, выбрал опцию «Написать письмо». Дочь от первого брака сейчас училась в Великобритании, так что попрощаться с ней можно было только таким вот способом. Харитонов написал, что любит ее и гордится тем, что она у него есть. Вздохнул — это письмо могут и не оценить. Девушка со свойственным подросткам жаром начала отстаивать свою независимость. Ссорились они чуть ли не каждый день, иногда в шутку, а иногда очень даже всерьез.
Отправив письмо, он прикрыл крышку ноутбука и еще раз посмотрел на часы. Судя по всему, они будут здесь в течение буквально двадцати минут. То есть, кажется, ему пора.
Сдерживая дрожь в коленях, Харитонов подошел к сейфу, набрал код и вытащил изнутри маленький блестящий пистолет «беретта». Оружие было законным, хотя какие могут возникнуть проблемы с легализацией ствола у самого вице-премьера?
Прихватив из бара бутылку виски и квадратный стакан, Борис Илларионович вернулся за стол. Налил на три пальца, выпил долгим вкусным глотком, так, чтобы алкоголь прокатывался по языку и бархатистым пламенем обжигал горло. По своим меркам он выпил многовато — доктор запретил Харитонову пить больше чем сто граммов в день. Но сейчас это, собственно говоря, не имело уже никакого значения.
Сняв пистолет с предохранителя, Борис Илларионович передернул затвор, поудобнее перехватил оружие в руке, плотно приложил дуло к правому виску, вздохнул и мягко, как на занятиях, спустил курок. Грохнул выстрел, лицо вице-премьера перекосила странная гримаса, вызванная небольшим смещением костей черепа. Из-за левого уха жирно брызнуло красным с белыми ошметками. С тихим стуком пистолет упал на ковровое покрытие, а потом тело Бориса Илларионовича ничком легло на стол. По полированной древесине потекла струйка крови.
Звукоизоляция кабинета была хорошей, так что выстрел никого не разбудил. Наталья Харитонова проснулась только тогда, когда в прихожей прозвучал громкий дверной звонок.
Наталья ошарашенно глянула на часы, гадая, кого могло принести в такое время. И еще больше она удивилась тому, что сам муж не открывает. Она подождала, пока прозвучал еще один звонок — еще более продолжительный и настойчивый. И поскольку так никто и не среагировал, женщина вздохнула, поднялась с постели, накинула халат и пошла открывать.
На площадке стояли четверо в штатском. Наталья привычным взглядом отметила, что трое из них здесь исключительно в качестве силовой поддержки. А главный — вот этот очень обыкновенный мужчина в тонких золоченых очках.
