Так вот, как минимум трое из них приметили стоявшую на обочине старую вишневую «Яву», а один ухитрился заметить, как из кустов ветрозащитной полосы вышел, оседлал мотоцикл и укатил, нисколько не интересуясь происходящей у него под носом огненной потехой, человек в брезентовой офицерской плащ-накидке, архаичном красном шлеме и ископаемых мотоциклетных очках. Была ли при нем удочка в чехле, свидетель не приметил, но это уже не имело значения: таких совпадений не бывает.
Осознав, что имеет в своем распоряжении словесный портрет снайпера (который, судя по его действиям, был гораздо ближе к заказчику, чем те, кто погиб во время взрыва на шоссе), майор бросился трясти стажера, которому поручил на всякий случай вычислить владельца «Явы».
При этом Свинцов ни на что особенное не рассчитывал. Снайпер работал профессионально, а значит, и мотоцикл, и все прочее представляли собой не более чем маскарадный костюм, от которого этот душегуб наверняка давным-давно избавился. Мотоцикл наверняка был угнанный, а номер на нем — либо краденый, либо подобранный на свалке, либо просто поддельный, как на синем грузопассажирском «мерседесе».
Оказалось, что номер, похожий на тот, что, путаясь и сомневаясь, назвал свидетель, действительно значится в базе данных ГИБДД, что зарегистрирован под этим номером мотоцикл марки «Ява-350», а не какое-либо иное транспортное средство и что сообщения об угоне данного мотоцикла в милицию не поступало. Конечно, это тоже мало о чем говорило: мотоцикл могли сто раз продать по доверенности, подарить или просто выбросить за ненадобностью; в конце концов, его могли просто-напросто украсть из ветхого сарая, в котором он мирно ржавел на протяжении последних двадцати лет. А хозяин, который не заглядывал в упомянутый сарай в течение примерно такого же срока, поди, до сих пор не подозревает, что его рысака увели из стойла…
Все это были, увы, просто предположения, каждое из которых надлежало проверить. Посему один из оперативников Свинцова, недовольно ворча, сменил джинсы и спортивную куртку на форменный китель с капитанскими погонами и отправился на дом к владельцу мотоцикла под видом нового участкового, который знакомится со своими подопечными. В стандартный перечень задаваемых в подобных случаях вопросов входил и вопрос о наличии личного транспорта, так что прикрытие было, можно сказать, идеальное.
Еще трое оперативников были на всякий случай отправлены собирать информацию о владельце мотоцикла, то есть тосковать и килограммами глотать пыль, роясь в богом забытых архивах милицейского участка, поликлиники по месту жительства и районного военкомата.
Первым, как и следовало ожидать, вернулся липовый участковый. Встретиться с гражданином Твердохлебовым ему не удалось по той простой причине, что гражданина не оказалось дома. К счастью, за дверью соседней квартиры обнаружилась весьма разговорчивая дама преклонных лет, которая охотно поведала «участковому» все, что знала о своем соседе.
Военный пенсионер Иван Алексеевич Твердохлебов, как выяснилось, не умер и не переехал, а, как и прежде, проживал в принадлежащей ему двухкомнатной квартире на седьмом этаже старого, чтобы не сказать старинного, сложенного из желтого кирпича девятиэтажного дома на Ленинградском шоссе. Правда, в последнее время это так называемое проживание выражалось в основном в своевременном внесении платежей за коммунальные услуги да наносимых изредка нерегулярных визитах. С тех пор как около года назад у Твердохлебова умерла жена, бездетный военный пенсионер окончательно переселился на дачу, где и жил круглый год, наведываясь в город лишь затем, чтобы постирать в нормальных условиях крупные вещи, например постельное белье, посмотреть, в порядке ли квартира, внести упомянутые выше платежи и пробежаться по библиотекам и книжным магазинам. Ездил упрямый отставник на старом трескучем мотоцикле, который разговорчивая соседка недолюбливала за громкий звук и распространяемую по всему двору бензиновую вонь. Иногда мотоцикл был с коляской, иногда — без; эту красную трещотку соседка помнила столько же, сколько и самого Ивана Алексеевича Твердохлебова, и в ее сознании, судя по всему, военный пенсионер и его мотоцикл давно срослись в единое, неразрывное целое, наподобие слегка осовремененного кентавра.
От трескучего и воняющего бензином соседского мотоцикла словоохотливая дама естественно и плавно перешла к другим своим проблемам, коих у нее было предостаточно, так что мнимому участковому, который уже узнал все, что хотел, стоило немалых трудов от нее отделаться. Засим удачливый опер поспешил на Петровку, неся начальству в лице майора Свинцова сразу два лакомых кусочка: во-первых, известие о том, что в течение последнего десятилетия интересующий его мотоцикл ни разу не менял владельца, а во-вторых, название дачного поселка, в коем упомянутый владелец обитал в данный момент.
Впрочем, радоваться Свинцов не торопился. Во-первых, последний раз соседка видела Твердохлебова вместе с его мотоциклом около месяца назад. Месяц — долгий срок, на протяжении которого такой компактный и недорогой предмет, как старый мотоцикл, мог десять раз сменить хозяев. Во-вторых, если военный пенсионер Твердохлебов и был таинственным снайпером, в силу никому не известных причин отправившимся выполнять заказ на своем собственном и притом весьма приметном транспортном средстве, глупо было рассчитывать, что он до сих пор спокойно сидит у себя на даче и ждет прибытия группы захвата. Профессионалы так не поступают, а меткость, с которой снайпер всего двумя выстрелами отправил к праотцам пять человек, свидетельствовала об его высоком профессионализме. Тут что-то не срасталось; модное словечко «киллер» плохо увязывалось с тарахтящей «Явой», ветхой брезентовой плащ-накидкой и возделыванием шести соток. Заказное убийство — весьма доходный промысел, и профессиональный стрелок в повседневной жизни может позволить себе как минимум обзавестись приличным автомобилем.
Пока Свинцов ломал голову над всеми этими странностями, вернулся оперативник, который наводил справки о Твердохлебове в районном военкомате. Принесенные им известия еще больше запутали и без того сложную картину.
Оказалось, что военный пенсионер Твердохлебов не какой-нибудь отставной прапорщик или капитан, всю жизнь мотавшийся по захолустным гарнизонам и обучавший новобранцев отличать правую ногу от левой, а приклад от дула, а матерый, прошедший огонь, воду и медные трубы ветеран уже основательно подзабывшейся афганской бойни. Он был командиром десантно-штурмового батальона и дрался на самом переднем крае едва ли не с первого дня той бесславной войны. О том, что майор Твердохлебов не отсиживался по штабам и складам, свидетельствовали не только многочисленные боевые награды, но и восемь значившихся в его послужном списке ранений, три из которых были тяжелыми.
Узнав об этом, майор Свинцов призадумался. Образ Твердохлебова в его сознании по-прежнему скверно совмещался с образом типичного наемного убийцы. Но, с другой стороны, офицер ДШБ, в отличие от какой-нибудь тыловой крысы, наверняка умеет виртуозно управляться с любым оружием, в том числе и со снайперской винтовкой. А для десантника, прошедшего через пыльный ад афганской войны, ценность человеческой жизни равняется нулю, и шлепнуть кого-нибудь ему — все равно что плюнуть.
