Невидимый Лене инструктор противным, казарменным голосом заорал: «Начали!» Занимая позицию у окна — корпус под прикрытием стены, левый глаз и ствол маркера снаружи, — она услышала звук, похожий на выстрел. Лена прицелилась в ближайшие кусты, но тут же опустила маркер: «серые», если они не ловчили и честно соблюдали правила игры, просто не могли добраться сюда так скоро. Вероятнее всего, это инструктор подал сигнал, пальнув в ближайшее дерево из запасного маркера…
— Что там шутить? Пожалуй, к бою. Уж мы пойдем ломить стеною… — торжественно продекламировала Лена и умолкла, засомневавшись, как там было у Михаила Юрьевича: «шутить» или «хитрить»?
Как было у Михаила Юрьевича, она так и не вспомнила: «Бородино» проходили в школе, и притом не в старших классах, и было это давненько — конечно, не так давно, как само Бородинское сражение, но тоже очень, очень давно. Вздохнув по поводу скоротечности времени (взрослой она начала себя считать уже в пятнадцать лет, а к двадцати четырем приобрела манеру прилюдно и не без кокетства именовать себя старухой и даже старой перечницей), Лена Кузина выставила в окно толстый ствол пневматического маркера и стала поверх него обозревать окрестности.
Ее законный и горячо любимый супруг, входящий в моду у нуворишей адвокат Андрей Кузин в это время шел в наступление. Наступление началось из густых зарослей крапивы и бузины, что буйно зеленели на стихийной свалке твердых бытовых отходов, раскинувшейся за проволочной оградой дачного кооператива. Когда был дан сигнал, команда сразу рассредоточилась, так что Андрей Ильич теперь не видел ни соседа справа, ни соседа слева. Соседи были нужны ему столько же, сколько и само наступление, и его конечная цель в виде старого махрового полотенца, то есть совершенно не нужны. Но пережидать военные действия среди куч гниющего мусора, битого стекла и драного полиэтилена не хотелось, и адвокат Кузин неторопливо двинулся вперед, небрежно сунув под мышку дурацкий маркер и беспечно сдвинув назад дурацкую маску.
Когда вместо чахлых от недостатка солнечного света елей и серого ковра мертвой хвои под ногами вокруг него раскинулась светлая березовая роща, адвокат Кузин остановился, с кряхтением растянулся в высокой траве, снял маску и перчатки, выковырял из-под непромокаемой камуфляжной куртки пачку дорогих сигарет и закурил, лениво пуская дым в голубевшее сквозь кроны берез и сосен безоблачное небо. Его слегка беспокоило то обстоятельство, что Лена может огорчиться, если ей не удастся выполнить свою шутливую угрозу «застрелить» мужа. Впрочем, очки под маску не наденешь, а без очков она видит немногим лучше крота. А значит…
Андрей Ильич поднял крышку пластмассового рожка и выкатил оттуда два перламутрово-оранжевых шарика. Один шарик он раздавил у себя на груди, а другой (с особенным удовольствием) — на плексигласовом забрале лежавшей в траве маски. Совершив таким образом что-то вроде символического самоубийства, адвокат Кузин вытер ладонь о штаны, закурил новую сигарету, устроился поудобнее и стал ждать, когда кончится эта унылая бодяга.
Во всю мощь своих легких проорав: «Начали!» — рыжий инструктор длинно сплюнул в траву и, на ходу вынимая из кармана сигареты, двинулся к своей машине. В это время где-то в той стороне, куда пять минут назад удалились «серые», хлопнул одиночный выстрел. «Развлекаются, уроды, — подумал инструктор, решивший, что кто-то из «серых» захотел опробовать новое для себя оружие, пальнув в дерево, а то и в товарища по команде. — Господи, твоя воля! Всегда одно и то же…»
Впрочем, выстрел был не совсем такой, как из маркера, а точнее, совсем не такой. Пожалуй, это были не «серые», а кто-то из дачников. Перепился по случаю всенародного праздника и пускает петарды. А праздник известный, тот самый, который в России справляют каждый божий день, — двухсотлетие граненого стакана… Эх, народ!.. Говно народ, что и говорить. Какой народ, такое и правительство, а какое правительство, такая и жизнь.
Его потрепанный синий пикап производства Ижевского автомобильного завода стоял немного в стороне от сверкающих разноцветным лаком иномарок клиентов. Задняя дверь кузова была распахнута, рядом на траве красовался расстеленный брезент, а у заднего борта машины лежал на боку черный баллон со сжатым газом. Инструктор подумал, не убрать ли баллон в машину, но решил повременить. Маркеры были уже старые, некоторые потихонечку стравливали газ, и бывало, что в разгар «перестрелки» к нему подходили недовольные клиенты с претензиями: дескать, что такое — шариков еще навалом, а ружье не стреляет? Тогда резервуары их маркеров приходилось заполнять снова, и делать это надо было быстро — разгоряченные азартом потешной перестрелки клиенты спешили, как пилоты «Формулы 1» во время призовой гонки. Клиентов рыжий инструктор глубоко презирал — всех скопом, независимо от пола, возраста и общественного положения, — но они оплачивали его счета, и им приходилось угождать.
Пока он стоял на обочине, дымя сигаретой и разглядывая баллон, позади него зашуршала под чьими-то торопливыми шагами высокая трава. Обернувшись через плечо, инструктор увидел быстро приближающегося к нему человека в зеленом армейском камуфляже и со стволом под мышкой.
— Ну, что случилось? — раздраженно спросил он. — Ты зачем маску снял? Я же предупреждал…
Он замолчал, только теперь разглядев, что предмет, поначалу принятый им за пневматический маркер для игры в пейнтбол, на деле является укороченным автоматом Калашникова, какими пользуются милиционеры и танкисты. Да и физиономию человека в камуфляже он, пожалуй, видел впервые в жизни. Какой-нибудь одичавший мент? Охранник дачного кооператива? Хорош охранничек, с таким-то стволом… Учения, что ли, тут проводят? Так ведь без погон и, главное, в резиновых, мать его, сапогах…
Все эти бесполезные мысли вихрем пронеслись через сознание инструктора, а в следующее мгновение Иван Алексеевич Твердохлебов коротко, без замаха, ткнул его кулаком в подбородок. Забросив безвольно обмякшее тело в джинсах и белой футболке в открытый кузов пикапа, майор запрыгнул следом и прикрыл за собой дверь.
Время близилось к полудню, солнце все сильнее пригревало с безоблачного неба, и лежать на припеке в натянутом поверх одежды плотном и невентилируемом камуфляже становилось по-настоящему жарко. Поэтому, докурив сигарету и ввинтив окурок глубоко в рыхлую, еще не до конца просохшую после недавнего ливня лесную почву, адвокат Андрей Ильич Кузин лениво приподнялся, прихватил с земли черную пластиковую маску с испачканным оранжевой краской лицевым щитком и уже успевший осточертеть пневматический маркер и, не давая себе труда разогнуться до конца, на получетве-реньках, как большой примат, все еще раздумывающий, освоить ему прямохождение или махнуть на эту глупую затею одной из своих четырех рук, перебрался в тень какого-то наполовину разобранного предприимчивыми дачниками кирпичного сарайчика. «Перебазировался», — вспомнив рыжего инструктора, иронически подумал он и полез за новой сигаретой. Оплата этого сомнительного увеселения была почасовой, но Кузин, как человек разумный и повидавший виды, сомневался, что, начавшись, так называемая перестрелка продлится больше пятнадцати, от силы двадцати минут.
Мимо него, по пояс заслоненный кустами, с тяжким топотом целеустремленно пробежал в сторону лагеря какой-то здоровяк в сером камуфляже и черной маске. Он бежал, как солдат в атаку, выставив перед собой маркер. Во всяком случае, Андрей Ильич решил, что это был именно маркер, потому что — ну а что еще это могло быть? Кто-то из «серых», как и он, отстал от своих «товарищей по оружию» и теперь торопился их нагнать, боясь пропустить самое интересное. Правда, Кузин не помнил, чтобы в их команде водились особи, не уступающие, а может быть, даже и превосходящие габаритами его самого. А впрочем, во время так называемого построения он не особенно смотрел по сторонам, да и зрение, признаться, было у него немногим лучше, чем у жены. Посему, пропустив мимо себя рвущегося в бой здоровяка в сером милицейском камуфляже, адвокат Кузин спокойно закурил тонкую дамскую сигарету. Сигареты эти он курил, чтобы поглощать меньше никотина и смол, превосходно понимая при этом, что обманывает сам себя: конечно, вредных веществ в этих тонюсеньких соломинках было меньше, чем в обычных сигаретах, зато и выкуривал он их втрое больше. Ну и что с того? Он не бедствовал и мог себе это позволить, зато так получалось… гм… ну да, а что такого? — так получалось намного изящнее.
