— Я понимаю, — сказала Анна Кирилловна, возвращаясь к своей проклятой ветчине, которую так и подмывало у нее отобрать и выкинуть под соседний столик. — Терять такие деньги никому не хочется. Но поймите и вы: с моей точки зрения, игорный бизнес отвратителен независимо от того, кто им управляет. Владелец такого бизнеса может повлиять только на распределение доходов, и ни на что больше; правила игры ему неподвластны, и вы, полагаю, не станете с этим спорить. Что же до налогов и, как вы изволили выразиться, «иных отчислений», то бюджет Российской Федерации без малого сто лет прекрасно обходился без них и, думается, сможет обойтись в дальнейшем.
— …Вы должны понять, — повторил Скороход, — что я сейчас пытаюсь спасти не игорный бизнес — бог с ним, в самом деле, — а себя, лично. А что до бизнеса… Знаете, азарт — одна из основных страстей, присущих человеку.
— Один из присущих человеку пороков, — непримиримо поправила она.
Скороход снисходительно усмехнулся: уж в чем, в чем, а в этом вопросе он был подкован получше собеседницы. Перворазрядник из общества «Трудовые резервы» приободрился, ощутив в ладони просунутый тренером сквозь канатное ограждение разводной ключ.
— Любая добродетель, если ее довести до абсурда, превращается в порок, — объявил он. — Любовь в некоторых своих проявлениях тоже выглядит довольно неприглядно…
— Любовь и порнография — разные вещи, — резко отрубила она.
— Порнография — производная от любви, как героин — производная от мака, который сам по себе, согласитесь, хорош во всех отношениях. Если бы не существовало азарта, который сплошь и рядом оказывается сильнее инстинкта самосохранения, первобытные охотники на мамонтов и саблезубых тигров просто вымерли бы в своих пещерах от голода и холода. Если бы не существовало азарта, подавляющее большинство занесенных в анналы истории подвигов не было бы совершено. Отвага, героизм — это ведь просто разновидности азарта…
— Как и игромания, — вставила Анна Кирилловна.
— В том числе, — согласился он. — Но нет худа без добра. Даже игромания порой оказывается полезной.
— Только не нужно пересказывать легенды о фантастических выигрышах, — попросила она.
— Да я и не собирался. Напротив, я намерен рассказать вам правдивую историю об одном фантастическом проигрыше. Небезызвестный Юрий Карлович Олеша однажды признался, что одним из самых ранних воспоминаний его детства было такое: он стоит на подоконнике открытого настежь окна, а отец целится в него из пистолета. Папа Юрия Карловича — звали его, надо полагать, Карлом — проиграл в казино все свое немалое состояние, включая имения, земли и прочее движимое и недвижимое имущество. Осознав, что все пропало, он решил покончить с собой, выпил (для храбрости, разумеется, а еще чтобы отметить принятие этого судьбоносного решения), а выпив, задумался: а что же станется с его сыном? Ну, и решил избавить невинное дитя от незаслуженных страданий самым простым и доступным путем — застрелить сначала его, а потом уж себя…
— Очень похвально, а главное, мудро, — вставила Анна Кирилловна с крайне неодобрительным выражением.
— Да уж, хорошего мало, — согласился Скороход. — Все, кто имел честь быть знакомым с господином Олешей, придерживались о нем точно такого же мнения: дескать, сумасшедший, пустил семью по миру, и далее в том же духе… Но вот интересная деталь: эта некрасивая история случилась незадолго до Великого Октября. Потом грянул восемнадцатый год, и мнение знакомых о господине Олеше изменилось самым радикальным образом: вот, мол, ловкач; конечно, всего лишился, так хотя бы удовольствие получил, а у нас все отобрали безо всякого удовольствия… Но и это, заметьте, еще не все. Сразу после революции отец Юрия Карловича эмигрировал в Польшу и до самой своей смерти проработал ночным портье в одном из гродненских отелей. Незавидная судьба, скажете вы. А ведь это как посмотреть! Умер-то он аккурат перед так называемым освобождением Западной Белоруссии доблестной Красной армией. Это ли не везение? Видно, правильно говорят: не везет в игре — повезет в чем-нибудь другом…
— К чему вы ведете? — суховато осведомилась Анна Кирилловна.
— Сейчас объясню, — пообещал Скороход. — Только сначала расскажу историю до конца. Так вот, наученный, казалось бы, горьким опытом своего отца Юрий Карлович Олеша как-то раз отправился с делегацией советских писателей в славный город Париж. Что характерно, попал он в эту поездку совершенно случайно — кто-то там заболел, что ли, а может, сказал что-то недостаточно идеологически выдержанное… Словом, в делегации освободилось место, и на это самое место усадили товарища Олешу, несмотря на его не совсем пролетарское, а точнее, совсем не пролетарское происхождение. И что бы вы думали? В первый же вечер, буквально в первом же попавшемся казино он просадил все деньги, причем не только свои, но и своих товарищей — советских писателей. А потом каялся в своем дневнике: дескать, какой же я негодяй, какой подонок! Так что прошу учесть: азарт — это не блажь, а один из основных человеческих инстинктов. Он передается по наследству, он сидит в мозгу, в крови, в костях — одним словом, в генах. Он был, есть и будет еще долго после того, как нас с вами не станет. Поэтому, повторяю, я сейчас говорю с вами не о судьбах игорного бизнеса, на которые мне, по большому счету, плевать, а о своей, личной, персональной судьбе. Ну, неужто я вам настолько неприятен, что вы спокойно дадите мне пойти ко дну?
По красивому и бесстрастному лицу Анны Кирилловны скользнула легкая тень какой-то глубоко запрятанной эмоции. Что это была за эмоция, Скороход не разобрал, но решил считать, что это сочувствие, ибо в сочувствии сидевшей напротив него холеной стервы в данный момент нуждался больше всего.
— Я православная христианка, — сочувственно сообщила Анна Кирилловна, — и, значит, милосердие мне не чуждо. Только, не взыщите, не пойму, чего вы от меня хотите. Не стану повторяться, описывая свою роль в известном вам процессе, но вы должны понимать, что я всего-навсего незначительный винтик в огромном механизме…
— Винтик винтику рознь, — с готовностью вставил Скороход. — И потом — ну что вы, в самом-то деле? То ящик, то винтик… Вы — ценный, всеми уважаемый, пользующийся огромным доверием работник, да еще к тому же чертовски привлекательная женщина с вот такущей, — он показал руками, — изюминкой… Тоже мне, винтик! Да ради такого винтика любой уважающий себя мужчина горы свернет — буквально по первому слову! А мне, поверьте, свернутые горы не нужны, меня горнорудная промышленность как-то не увлекает.
— Так что вам нужно, не пойму, — сказала Анна Кирилловна, откровенно косясь на часы.
— Несколько дней покоя, — быстро сказал Скороход. — Моя проблема, как вам известно, заключается в фатальном совпадении отсутствия времени с отсутствием свободных денег. Но это поправимо, нужна всего лишь небольшая передышка. Я сейчас веду переговоры с банком о выделении кредита, а эта возня вокруг меня нервирует банкиров. Они ведь, как вы знаете, народ нервный, пугливый… Кстати, это тот самый банк, с которым мы уже давно и плодотворно сотрудничаем. Они вас хорошо знают и ценят безмерно, так что, если вы замолвите словечко…
