— Размер суммы определяет размеры процентов, — со светской улыбкой напомнила Анна Кирилловна.
— Мы слышали, что у господина Скорохода большие неприятности, — сказал член правления, который сидел справа.
У него была лисья физиономия мелкого пройдохи, судя по которой он уже достиг потолка своего карьерного роста и более ни на что не мог рассчитывать.
— Все в этом мире относительно, — снова одарив троицу банкиров своей неотразимой улыбкой, сказала Анна Кирилловна. — Хотя бы приблизительно представляя себе размеры состояния господина Скорохода и зная, какие доходы приносит его бизнес, случившееся с ним несчастье можно смело назвать не таким уж большим.
Она опять улыбнулась, точно зная, что попусту растрачивает свое неотразимое обаяние. Перед ней сидели не живые люди, а менеджеры, наемные работники, пуще смерти страшившиеся потерять свои тепленькие местечки. Она еще помнила времена, когда, условившись о встрече с президентом банка, ты мог рассчитывать на разговор с реальным, настоящим хозяином, владельцем контрольного пакета акций, живым человеком, который своими руками, своим потом, кровью и нервами буквально на пустом месте создал дело и сумел его сохранить, пройдя через все передряги кошмарных девяностых. Во время таких встреч личное обаяние и взаимное расположение собеседников действительно что-то значили. Но те времена остались в прошлом, а те люди, о которых вспоминала, глядя на троицу топ-менеджеров, Анна Кирилловна, давно отошли от дел и осели в заграничных замках и виллах, передоверив управление своим бизнесом вот таким лощеным, вышколенным мальчикам.
— Но что, если… — начал менеджер, сидевший слева от президента.
— Никаких «если», — подпустив в голос толику надменности, чтобы эти сопляки не забывали, с кем имеют дело, перебила его Анна Кирилловна. — Что — «если»? Вы хотите сказать, что налет может повториться? Лично мне это представляется маловероятным. Разумеется, решать вам, но вы рискуете потерять солидного и порядочного клиента. Должна вам заметить, что моей… э… организации тоже не хотелось бы лишиться такого надежного и проверенного временем делового партнера, как господин Скороход.
Она не стала говорить, что, отказав Скороходу в выдаче кредита, господа банкиры рискуют испортить отношения с ее «организацией», то есть с Кремлем, но намек был понят без слов. И это было хорошо, потому что произнести нечто подобное вслух означало бы взять на себя слишком много.
На холеной спортивной физиономии президента банка появилось довольно кислое выражение. Плечи его опустились, спина ссутулилась, и он обмяк в кресле, приняв куда более свободную позу, чем в начале разговора.
— Так бы сразу и сказали, — вздохнул он. — Да мы, собственно, и не против, просто все это как-то странно… Ну, дали бы ему отсрочку, если он вам так дорог!
— Такие вопросы решаю не я, — строго произнесла Анна Кирилловна. — И у меня уже давно появилось ощущение, — добавила она доверительно, — что подобные вопросы вообще никто не решает. Они решаются сами — ну, так же примерно, как планеты сами, без руководящих указаний сверху, вращаются по своим орбитам, а камень, лишившись опоры, катится не в гору, а с горы.
— Да, это верно, — кивнул президент. — Законы бизнеса сродни законам физики. Это, скажу я вам, такие жернова, что только успевай поворачиваться, пока тебя не стерло в порошок.
— Вот видите, — мягко сказала она. — Зачем же усугублять положение, действуя по принципу «человек человеку — волк»? В бизнесе друзей нет, это так, но надежных партнеров следует ценить и всячески оберегать. А то явится на его место какой-нибудь проходимец…
Президент снова вздохнул, сел ровнее и с негромким стуком положил свой золотой «паркер» поперек белевшего на темной крышке стола девственно чистого листа бумаги. Было видно, что он принял решение. Обменявшись взглядами с членами правления (человек с лисьей физиономией уверенно кивнул, а второй лишь пожал плечами, как бы говоря: «А что, разве у нас есть выбор?»), он коротко, официально улыбнулся и спросил:
— Значит, вы уверены в кредитоспособности господина Скорохода?
— Вполне, — заявила Анна Кирилловна.
— Настолько, что готовы стать его поручителем?
Это уже была шутка, причем не самая умная, но, одержав победу в главном, Анна Кирилловна решила подыграть собеседнику хотя бы в мелочи.
— Зарплата у меня, конечно, достойная, — сказала она, напустив на себя неуверенный, колеблющийся вид, — но два миллиона долларов… Боюсь, продав все свое имущество, а заодно и себя, я не наскребу и четверти этой суммы.
Как она и ожидала, президент рассмеялся.
— Ну-ну, что вы, в самом деле! — воскликнул он. — Разумеется, я шучу. Думаю, с поручителями у господина Скорохода проблем не возникнет. Что ж, мы готовы выдать ему кредит…
— Не позднее четверга, — вставила Анна Кирилловна.
— В четверг векселя будут у него на руках, — заверил президент. — Или передать их прямо вам?
— Надеюсь, вы шутите, — с улыбкой произнесла Анна Кирилловна. — Мне нравятся острые ощущения, но надо же знать меру! Ходить по московским улицам с двумя миллионами долларов в сумочке — такой аттракцион не для моих нервов.
— Ну, доставку организовать нетрудно, — заметил президент.
— Правда? — Теперь в голосе Анны Кирилловны зазвучал неприкрытый сарказм. — Еще легче было бы просто перевести деньги с одного счета на другой, вы не находите? Давайте не будем нарушать правила, которые не нами установлены, — добавила она мягко. — Вы ведь сами буквально минуту назад говорили о жерновах.
Она встала, и все трое вскочили как по команде.
Покидая банк, Анна Кирилловна думала о том, что только что нанесла серьезный вред своей незапятнанной репутации. Теперь ее собеседники станут ломать голову, пытаясь уразуметь, что заставило ее просить за Скорохода, и очень быстро придут к простейшему, лежащему на поверхности выводу. В самом деле, что может заставить одинокую, уже немолодую, но все еще привлекательную женщину просить за такого же одинокого, хорошо обеспеченного, видного мужчину? Своим так называемым открытием троица поделится с коллегами, те, естественно, тоже не станут молчать, и сплетня поползет по городу, при каждом пересказе обрастая новыми, все более пикантными подробностями…
Она улыбнулась, по странной ассоциации вспомнив рассказ Скорохода об отце писателя Олеши. Впрочем, ассоциация не была такой уж неожиданной: три топ-менеджера напомнили Анне Кирилловне Трех Толстяков Олеши. Толстыми они, конечно, не были, но некоторое сходство с литературными героями определенно наблюдалось.
Разговаривали они в ресторане, на виду у всех — вот тебе и еще одно семечко, из которого обязательно взойдет пышный крапивный куст сплетни. Прощай, репутация…
Анна Кирилловна Громова равнодушно пожала плечами: черт с ней, с репутацией! Главное, что дело того стоило.
* * *
Невзирая на то что Иван Алексеевич Твердохлебов решительно и бескомпромиссно, а порой и весьма изобретательно отвергал современную жизнь со всеми ее сомнительными благами и несомненными недостатками, мобильный телефон у него имелся. На приобретении «этой хреновины», как называл сотовую трубку несгибаемый отставник, когда-то настояла его жена. Бывало, и не раз, что, выйдя из дому за хлебом или отправившись с дачи порыбачить на реку, до которой по прямой было метров сто, Иван Алексеевич пропадал на сутки. Где он был и что делал, Твердохлебов помнил смутно, а чаще не помнил вовсе. Очнувшись от сна наяву, он мог обнаружить себя в совершенно незнакомом месте, расположенном в двадцати, а то и в сорока километрах от дома, причем по состоянию обуви и по тому, как ныли мышцы ног, было ясно, что это расстояние он прошел пешком. Зная за собой такую слабость и понимая, как волнуется во время подобных отлучек жена (он ведь, черт подери, мог не просто гулять, и одному богу известно, что случилось бы, попадись ему во время одной из таких прогулок какой-нибудь «душман»), Иван Алексеевич согласился на приобретение мобильника, который представлялся ему чем-то вроде собачьего поводка — правда, очень длинного.
