— Само собой, — строго сказал генерал.
— Ну конечно, — иронически поддакнул Неверов. — Хотите еще кофе?
— Какой к дьяволу кофе во втором часу ночи? — отмахнулся Федор Филиппович и тяжело, по-стариковски, поднялся из кресла. — А потом лежи и до утра потолок разглядывай… Нет уж, благодарю покорно! Сам не буду и тебе не советую. Лучше выспись, полуночник, а то завтра, гляди, Твердохлебова прозеваешь.
— Не прозеваю, — с уверенностью, которой вовсе не испытывал, заявил Клим.
Павел Григорьевич прошелся напоследок по комнатам, превращенным в подобие картинной галереи, словно прощаясь со своими сокровищами или проверяя, не исчезли ли они за те полчаса, что он сюда не заглядывал. Железные пластинчатые шторы на всех окнах были опущены и заперты на замки, так что, когда Скороход перед уходом из очередной комнаты гасил свет, помещение мгновенно погружалось в беспросветный мрак. После этого Павел Григорьевич всякий раз закрывал за собой дверь и запирал ее на ключ, а ключ клал в карман пиджака. Это были смехотворные предосторожности, но каждая запертая дверь могла задержать потенциальных грабителей хотя бы на пару секунд, а пара секунд в некоторых ситуациях решает все.
Скороход по-прежнему не слишком доверял этому новоявленному спасителю, самозваному сыщику по фамилии Молчанов, который временно занял место убитого Нимчука. Парень казался чересчур проворным и сообразительным, чтобы не быть себе на уме. Возможно, вся эта афера с отправкой в банк фальшивых картин, а вернее, обыкновенных муляжей была затеяна только затем, чтобы Павел Григорьевич открыл двери своей квартиры. Впрочем, для банальной кражи все выглядело чересчур громоздко и ненадежно. Здесь будет охрана «Бубнового валета», дело будет происходить днем, в центре города, так что взять квартиру без большого шума не получится, а шум грабителям ни к чему. Нет, скорее всего, Молчанов работает не за страх, а за совесть, стараясь сделаться как можно более полезным хозяину и надеясь в перспективе оттеснить от кормушки Волосницына. Что ж, бог ему в помощь, если дело обстоит именно так. Потому что во многом он прав: уважаемый Олег Константинович и впрямь недостаточно компетентен для занимаемой должности. Это стало заметно сразу же, как только возникла острая, неординарная ситуация. В этой ситуации начальник службы безопасности продемонстрировал такую беспомощность, что Павел Григорьевич то и дело задавался вопросом: полно, а не приложил ли ко всему этому руку сам Волосницын? Ему, начальнику охраны, посвященному во все секреты Скорохода, сделать это было легче легкого, а милицейское прошлое обеспечило его широким кругом знакомств в криминальной среде, что весьма удобно при вербовке исполнителей. Вообще, он был скользкий, как все менты, и, как все менты, не внушал Павлу Григорьевичу доверия…
Заперев на ключ последнюю комнату с картинами, Скороход отправился на одну из кухонь и там сварил себе кофе, добавив в чашку хорошую порцию дорогого коньяка для успокоения нервов. Здесь железная штора еще не была опущена, позволяя видеть голубевшее за окном небо, в котором не усматривалось ни единого облачка. Мимо окна с хриплым карканьем пролетела крупная московская ворона, приземлилась на верхушку березы и закачалась там, перебирая лапами и взмахивая крыльями в попытках удержать равновесие. Через несколько минут к ней присоединилась вторая. Она уселась веткой ниже и затеяла со своей товаркой очень оживленный разговор. При этом обе птицы то и дело поглядывали в сторону окна, за которым, попивая кофе с коньяком, стоял Павел Григорьевич, так что постепенно ему стало казаться, будто вороны беседуют о нем, обсуждая не только его персону, но и перспективы, связанные с сохранением его бизнеса и самой жизни. Первая ворона насмешливо каркнула, выражая скептическое отношение к упомянутым перспективам, взмахнула крыльями и спикировала куда-то во двор. Вторая еще немного посидела на ветке, вертя из стороны в сторону носатой головой, а потом последовала за первой.
— Сволочи, — негромко сказал воронам Скороход, — и вы туда же. Не дождетесь!
Сквозь кроны деревьев, в которых с каждым днем становилось все больше желтого цвета, он увидел, как из переулка во двор осторожно свернул и двинулся в объезд скверика со скамейками, старухами и детишками бронированный банковский микроавтобус цвета слоновой кости, опоясанный по кругу широкой зеленой полосой. За микроавтобусом катился черный джип охраны. Разработанный совместно с Молчановым план начал претворяться в жизнь, а Павел Григорьевич еще не решил, хочет ли он доводить дело до конца. А впрочем, что еще ему оставалось? Нужно было либо брать киллера живым и пытаться распутать, наконец, этот клубок, либо, последовав совету Твердохлебова, пустить себе пулю в висок.
На мгновение этот выход показался ему не только самым простым, но и по-настоящему заманчивым. Павел Григорьевич скрипнул зубами и залпом допил кофе с коньяком, а потом, не удержавшись, плеснул прямо в чашку еще граммов пятьдесят жидкого динамита и выпил просто так, без кофе. «Хрен тебе, — мысленно обратился он к сумасшедшему десантнику, — так просто меня не возьмешь. Мы еще повоюем, понял? И при нашей следующей встрече тыкать в морду пистолетом буду уже я».
Лежавший на подоконнике мобильный телефон разразился трелью. Павел Григорьевич взял трубку и стал, глядя из окна вниз, на подъездную дорожку, разговаривать с Волосницыным, который уже вылез из джипа и стоял на тротуаре, задрав голову.
— Мы прибыли, — сообщил Волосницын.
— Вижу, — сказал Скороход.
— Не передумал?
— А у тебя есть другие предложения?
— Тогда мы заходим.
— Валяйте, — сказал Павел Григорьевич, прервал соединение и, сунув грязную чашку в мойку, пошел в прихожую.
Когда зазвонил домофон, он нажал кнопку, которая открывала дверь подъезда, и стал ждать, глядя на подслеповатый экранчик монитора, куда передавалось изображение с укрепленной над входом в квартиру следящей камеры. В прихожей стоял плотный запах оберточной бумаги и картона. Продолговатые, прямоугольных очертаний свертки рядами стояли вдоль стен, оставляя свободным лишь узкий проход. Их было чуть меньше сотни — примерно столько, сколько живописных полотен насчитывала богатая коллекция Павла Григорьевича. На полиэтиленовой пленке, которой были обернуты свертки, лежали неподвижные блики электрического света; между рамами были проложены специальные амортизирующие уголки, исключавшие возможность случайного повреждения того, что непосвященные должны были принять за бесценные произведения живописного искусства начала прошлого века.
Вскоре на мониторе появилось искаженное перспективой лицо Волосницына, и Скороход, не дожидаясь звонка, открыл дверь. Начальник охраны переступил порог и, обменявшись с хозяином вялым рукопожатием, оглядел загроможденную свертками прихожую.
— Я вижу, у тебя все готово, — констатировал он. — Стало быть, действительно не передумал. Не жалко?
— Себя жальче, — сухо ответил Скороход.
— Это факт, — вздохнул Волосницын. — Стало быть, осиротел?
— Вроде того, — ответил Павел Григорьевич. Он заметил, что Волосницын то и дело поглядывает на запертую дверь гостиной, и эти взгляды ему совсем не понравились. — А у вас все готово?
