— А его подтолкнули? — догадался Скороход.
— Совершенно верно. Кто-то позвонил ему на мобильный и предложил убрать Твердохлебова, назвав точное время и место его очередного нападения на ваше имущество. Из самых элементарных соображений становится ясно, что звонил Свинцову тот самый человек, который руководил Твердохлебовым. Никто другой не мог знать, когда, где и каким образом будет совершено следующее покушение на вашу собственность. Причем, заметьте, Свинцов не отирался на месте событий и не мешал Твердохлебову действовать по плану, а поджидал его на маршруте отхода.
— То есть звонивший не хотел, чтобы Твердохлебова убили раньше, чем тот доведет дело до конца, — снова блеснул сообразительностью Павел Григорьевич.
— Именно так, — кивнул Неверов. — И еще он не хотел сам мараться об мокрое дело. Ну, или не мог в силу каких-то причин. И поэтому пошел кружным и не особенно надежным путем: нанял одного дурака, чтобы тот убрал другого. К слову, это косвенным образом снимает подозрения с Волосницына.
— А, так вы его тоже подозревали! — неизвестно чему обрадовался Скороход.
Он плеснул себе виски, посмотрел на нетронутый стакан Клима, едва заметно пожал плечами и поставил бутылку на стол. С улицы донесся пронзительный рев сирены пожарной машины, которая, выполнив боевую задачу, пробиралась через толпу зевак к выезду со двора.
— Разумеется, — сказал Клим. — Как и вас.
— А почему это снимает с него подозрения? — спросил Павел Григорьевич, оставив в стороне скользкий вопрос о собственной причастности к нападениям на себя самого.
— Потому что он при желании мог превратить Твердохлебова в решето, как только тот швырнул вторую бутылку с зажигательной смесью, — объяснил Клим. — Если бы Волосницын был организатором преступления, он бы точно знал, что в руке у майора не осколочная граната, а обыкновенная стеклянная бутылка, и не стал бы, подобно своим подчиненным, валяться на пыльном асфальте. Он бы дождался, пока Твердохлебов доведет план до конца, и спокойно расстрелял бы его с расстояния, исключающего возможность промаха. И тогда в ваших глазах он был бы не олухом и неумехой, которого только и остается, что прогнать взашей, а настоящим героем — единственным, кто не побоялся вступить в схватку с вооруженным преступником.
— Да, действительно, — задумчиво произнес Скороход. — Уж что-что, а шанс отличиться, заодно спрятав концы в воду, он бы не упустил.
— Кроме того, у Волосницына не могло быть иных достаточно убедительных мотивов для преступления, помимо корыстных побуждений. А у меня есть некоторые основания предполагать, что наличные, которые были похищены из «шевроле» по дороге в банк, просто-напросто сгорели вместе с той взорвавшейся «ГАЗелью». Вот все, что от них осталось.
Вынув из бумажника, Клим положил на стол обгоревший клочок сто долларовой купюры.
— Не может быть! — воскликнул Скороход, так и этак вертя клочок перед глазами.
— Отчего же? — пожал плечами Клим. — Это хотя бы объясняет, зачем понадобилось убирать исполнителей таким шумным и не совсем надежным способом. И еще это объясняет, отчего и почему в кузове автомобиля с кучей наполненных под завязку газовых баллонов очутилась двухсотлитровая бочка с высокооктановым бензином да еще и газосварочный аппарат — штука, если вы не в курсе, весьма взрывоопасная. Кто-то действовал наверняка, не оставляя места для счастливых случайностей.
— Но зачем?!
— Ну как же! Твердохлебов ведь ясно сказал: чтобы довести вас до самоубийства.
Павел Григорьевич поднес к губам стакан, обнаружил, что он пуст, и поспешно налил себе новую порцию скотча.
— А вы почему не пьете? — спросил он у Клима. — Брезгуете? Ну-ну. А вот я выпью. Ощущение, будто дерьма наелся… Какого черта?! Ну хорошо, контуженый десантник, начитавшийся, как я слышал, литературы определенного жанра, еще мог в бреду измыслить эту идиотскую идею: заставить меня покончить с собой, причем совершенно бескорыстно, из одной мести за этого своего знакомого… Да и это тоже чушь! Развязать целую партизанскую войну из-за человека, который не приходился тебе даже родственником, — идиотизм, бред сивой кобылы!
— Понимаю, — спокойно сказал Клим. — Вы бы за своих знакомых мстить наверняка не стали.
Скороход поперхнулся виски и бросил на Клима испытующий, недовольный взгляд поверх стакана.
— Что вы имеете в виду?
— Что не все люди относятся к окружающим как к предметам, годным только на то, чтобы извлекать из них большую или меньшую прибыль, — сказал Клим. — Впрочем, я здесь не для того, чтобы читать вам нравоучения.
— Ну, слава богу! — иронически воскликнул Павел Григорьевич. — А то я уже испугался… Давайте лучше поговорим о заказчике. Вам не кажется, что он довольно странный тип? Если он действительно, как вы утверждаете, приказал уничтожить целую гору наличных, это, простите, уже не лезет ни в какие ворота! Я даже не могу предположить, кто бы это мог быть. Захотеть прикарманить два миллиона мог кто угодно. Знать, как это сделать, могли многие люди из моего окружения. Но в том-то и беда, что среди моих знакомых нет никого, кто согласился бы по доброй воле спалить такую сумму!
— В том-то и беда, что среди ваших знакомых есть такой человек, — возразил Клим.
— Маньяк, — поправил Скороход.
— А по-моему, просто неумеха. Прежде всего он поставил перед собой трудновыполнимую задачу — заставить вас наложить на себя руки…
— Невыполнимую, — снова поправил Скороход.
— Не обольщайтесь, — сказал Неверов. — Лично я справился бы с этим делом в течение недели, от силы двух. Но тому, о ком мы сейчас говорим, задача оказалась не по плечу, потому что взялся он за ее выполнение не с того конца. А потом, когда увидел, что ситуация выходит из-под контроля, вообще испугался, бросил все и убрал Твердохлебова, который был его единственным козырем. Если бы не профессиональная подготовка и военный опыт майора, у этого вашего таинственного недруга вообще ничего бы не получилось. Уровень информированности у него высочайший, а вот во всем остальном он вел и продолжает вести себя как сущий дилетант.
— А зачем ему вообще понадобилось убивать Твердохлебова? — спросил Скороход, снова наклоняя бутылку над своим стаканом. — Ведь он, если вы не ошибаетесь, был единственным средством достижения поставленной цели!
Клим легонько похлопал ладонью по простреленной папке, которая с уходом Волосницына перекочевала с его колен на краешек стола.
— Вот доказательство того, что майор начал выходить у заказчика из-под контроля. Сказавши «А», надо говорить и «Б»; пустив по ветру два миллиона наличными, глупо хранить векселя. Даже если бы они были зачем-то нужны заказчику, они бы сейчас находились у него, а не за пазухой у идущего на опасное дело Твердохлебова. Майор явно ударился в самодеятельность, а это, с учетом состояния его психики, наверняка показалось заказчику смертельно опасным. Вот он и решил поставить точку. Ну, или сделать паузу на время, которое потребуется, чтобы подобрать другого исполнителя. Знаете, вам чертовски повезло, что Твердохлебов хранил папку при себе, а не под комодом в какой-нибудь клопиной норе!
