Мозг считается особенно изысканным лакомством, и Майк всегда приберегал его на закуску. Удалив зубами остатки позвонков и освободив большое затылочное отверстие, он засовывал указательный палец внутрь черепа и извлекал оттуда мозг. Иногда шимпанзе взламывали черепную коробку со стороны лобных костей. Этим лакомым блюдом Майк никогда не делился с другими шимпанзе.
Лишь один раз мы видели, как Майк уступил целехонькую голову павиана вместе с нетронутым мозгом другому шимпанзе. Дело было вечером. Майк наелся до отвала. Последние лучи заходящего солнца скупо пробивались сквозь густые кроны деревьев и освещали полянку, на которой сидел Майк. Он держал в руках голову убитого павиана. Внезапно раздался шорох, густая трава зашевелилась, и из нее выскочил Джей-Би. Он быстро выхватил голову из рук Майка и скрылся в кустарнике. Майк был слишком сыт, слишком благодушен, чтобы преследовать своего друга. Джей-Би вскарабкался на соседнее дерево, быстро соорудил там гнездо и, усевшись в нем, приступил к пиршеству, заедая кусочки мозга листьями.
За долгие годы работы в Гомбе мы убедились, что поедание мяса у шимпанзе носило периодический характер. Причина крылась, по-видимому, в следующем: случайное убийство какого-нибудь мелкого животного, например поросенка кистеухой свиньи, возбуждало в группе страсть к мясной пище. Это стремление становилось настолько сильным, что как взрослые, так и многие подрастающие самцы начинали заниматься охотой. Это влекло за собой серию намеренных убийств. Так продолжалось около двух месяцев. Потом обезьяны вдруг охладевали к мясной пище. Трудно сказать, что было тому причиной — может быть, неудачи на охоте. По крайней мере шимпанзе теряли всякий интерес к мясу и вновь возвращались к своей обычной пище — фруктам, овощам, насекомым. Начинался пост, который длился до тех пор, пока убийство случайной жертвы не порождало очередной охотничьей лихорадки.
Я вспоминаю, как Хамфри однажды появился в лагере, волоча по траве шкуру гверецы. Уходя, он унес с собой этот охотничий трофей. Примерно через час с той же стороны, что и Хамфри, пришел старый Грегор. Мы могли только догадываться, удалось ли ему принять участие в дележе добычи. Одно было несомненно — он очень хотел мяса. В течение 15 минут Мистер Макгрегор сосредоточенно смотрел в сторону долины, а заметив наконец небольшую группу гверец, тотчас встал и пошел по направлению к ним уже знакомой нам быстрой, бесшумной и целеустремленной походкой. Несколько других шимпанзе, которые в это время оказались на территории лагеря, отправились вслед за ним. Мы же вооружились биноклями и стали терпеливо ждать.
Вот шимпанзе вскарабкались на деревья, где сидели гверецы, и стали неистово раскачивать ветви. Гверецы закричали и начали перепрыгивать с дерева на дерево, старый Грегор и другие шимпанзе не отставали от них. Однако гверецы отчаянно сопротивлялись: нам было хорошо видно, как одна из обезьян погналась за небольшим шимпанзе, который с визгом соскочил с дерева и помчался прочь. Но когда мы увидели, как Грегор во всю прыть удирает по открытому травянистому склону от наскакивающей на него гверецы, нашему удивлению не было предела. Мы едва поверили собственным глазам — так свирепо и устрашающе выглядела безобидная гвереца, хотя стоило Мистеру Макгрегору повернуться к ней и принять вызов, как исход поединка был бы решен явно не в ее пользу. Этот случай лишний раз доказывает, что разъяренное животное может казаться гораздо более страшным, чем на самом деле.
Самцы павианов во много раз крупнее гверец и гораздо агрессивнее их, однако они, как ни странно, почти не оказывают шимпанзе достойного сопротивления, когда те нападают на их детенышей. Правда, взрослые самцы бросаются к шимпанзе, наскакивают на них, рычат и вообще производят много шума, так что на первый взгляд может показаться, будто павианы сражаются вовсю. На самом же деле мы ни разу не видели, чтобы хоть один из шимпанзе всерьез пострадал во время схватки. Правда, однажды взрослый павиан прыгнул на спину Майку, когда тот преследовал добычу, и повис на нем, но не причинил никакого повреждения. Даже когда павианы слышат отчаянные крики пойманной жертвы, они не спешат ей на выручку. Чем объяснить это странное поведение в общем-то сильных и агрессивных животных, мы пока не знаем, но надеемся, что в будущем мы получим ответ и на этот вопрос.
Взаимоотношения между павианами и шимпанзе, судя по нашим наблюдениям, очень сложны и противоречивы. В самом начале своей работы я отмечала, что взрослые представители обоих видов подчас не обращали друг на друга решительно никакого внимания, а их детеныши миролюбиво играли вместе. Иногда взрослые шимпанзе и павианы совершенно спокойно кормились на одном и том же дереве. Между ними нередко возникали воинственные потасовки. Я подозреваю, что зачинщиками ссор всегда были шимпанзе, которые старались улучить момент и поймать молодого павиана. Хотя справедливости ради следует сказать, что, когда численное превосходство было на стороне павианов, шимпанзе быстро ретировались.
С 1963 года, когда мы начали прикармливать обезьян бананами, стычки между шимпанзе и павианами значительно участились. До того как был сооружен подземный бункер, наша жизнь напоминала кошмарный сон: и те и другие обезьяны целыми днями слонялись вокруг лагеря в надежде получить бананы. Поначалу павианы подходили к лагерю осторожно и не осмеливались нападать на шимпанзе. Я думаю, что, скорее всего, они просто боялись людей. Из-за того, что мы всячески пугали их, светили зеркалом прямо в глаза, они все время были настороже и убегали прочь, стоило шимпанзе начать высоко подпрыгивать и угрожающе размахивать руками. Но даже тогда некоторые самцы вели себя воинственно и нападали на шимпанзе.
Впоследствии, когда приехавшие на стажировку студенты занялись изучением поведения павианов и стали неотступно следовать за ними, эти обезьяны, так же как в свое время шимпанзе, перестали бояться людей и начали смело приходить в лагерь. Теперь они вели себя куда более агрессивно, даже шимпанзе с опаской поглядывали на них. Нередко возникали шумные ссоры из-за бананов — павианы, рыча и обнажив зубы, наскакивали на шимпанзе, а те, подпрыгивая и размахивая руками, издавали громкие лающие звуки «ваа» и визжали. Но дело никогда не доходило до настоящей драки.
Исход поединка всегда зависел от индивидуальных качеств соперников. Шимпанзе быстро усвоили, кого из самцов павианов следует избегать, а кого можно без труда прогнать прочь. Павианы в свою очередь увидели, что легче всего отобрать желанную добычу у самок и детенышей. С самцами, вроде Майка и Голиафа, лучше было не связываться, зато другие, типа Дэвида Седобородого, убегали при виде разъяренных павианов и оставляли им целые грозди бананов. Павианы никогда не трогали Мистера Уорзла — может быть, им внушал страх взгляд его странных, почти человеческих глаз, хотя, скорее всего, дело было совсем не в этом, а в бесстрашии и смелости старого самца. Кроме того, по нашим наблюдениям, Уорзл первым стал бросать в павианов камни и другие предметы. Иногда, если под рукой не оказывалось ничего более подходящего, Уорзл кидал в угрожавших ему павианов ветки и даже листья. А как-то раз, особенно разъярившись, швырнул целую гроздь бананов к великому удовольствию своего противника! Однако со временем Уорзл стал более разборчивым и бросал только крупные камни.
