В 1960 году мы приехали в Найроби. Вначале все складывалось как нельзя лучше. Заповедник Гомбе-Стрим (ныне Национальный парк Гомбе)
[10], где жили мои шимпанзе, подчинялся Департаменту дичи Танганьики, и глава департамента Уорден без проволочек выдал необходимое разрешение для проведения исследований. Он был весьма любезен и сообщил нам много ценных сведений о климате и географических условиях заповедника: назвал высоту местности над уровнем моря, суточные и сезонные колебания температур, обрисовал характер почвы и ее растительного покрова, а также перечислил основные виды животных, с которыми мы могли встретиться. Наконец пришло известие, что небольшая алюминиевая лодка, которую купил для нас Луис, благополучно прибыла в Кигому. И доктор Бернар Веркур, директор Гербария Восточной Африки, вызвался отвезти меня и маму в Кигому; попутно он хотел собрать образцы местной флоры, так как растительный мир этого района был мало изучен.
Мы уже были готовы к отъезду, и вот тут-то и начались неприятности. Из Кигомы пришло известие о беспорядках среди африканских рыбаков в районе заповедника, наш выезд задерживался на неопределенное время.
К счастью, Луис тут же предложил мне заняться изучением поведения верветок
[11] на одном из островов озера Виктория. Целую неделю мы пробирались на моторном катере к необитаемому острову Лолви. Нос лодки лениво разрезал грязную воду. С нами был Хассан, капитан маленького судна, и его помощник — африканцы из племени какамега. Хассан, проработавший с Луисом около 30 лет, был удивительным человеком. Всегда спокойный и выдержанный, он никогда не терял присутствия духа в критических ситуациях, к тому же обладал острым умом и чувством юмора. Все это делало его незаменимым товарищем, и я была счастлива, когда он впоследствии согласился поехать со мной в заповедник шимпанзе.
Мы провели на острове три недели. Жили прямо на катере, стоявшем на якоре в небольшой бухточке. Ночью нас убаюкивал мягкий шорох волн. По утрам еще до восхода солнца Хассан отвозил меня в лодке на берег, и я проводила там целый день, наблюдая за мартышками до наступления темноты. Если светила луна, я задерживалась и дольше, а потом возвращалась к лодке, и Хассан перевозил меня обратно. Наш скудный ужин обычно состоял из тушеных бобов, яиц или консервированных сосисок, но мы с Ван вовсе не замечали этого и, быстро съедая, обменивались новостями.
Пребывание на острове многому научило меня. Я узнала, как нужно вести дневник, какая одежда наиболее пригодна для работы в поле, какие жесты и движения человека пугают обезьян, а какие — нет. И хотя поведение шимпанзе во многом отличалось от поведения мартышек, знания, которые я приобрела на острове Лолви, помогли мне начать работу в Гомбе-Стрим.
Меня даже слегка огорчило долгожданное известие из Найроби, ведь я должна была расстаться с мартышками как раз тогда, когда стала различать отдельных членов стада и постигать их поведение. Всегда трудно бросить начатую работу. Но стоило нам приехать в Найроби, и я уже думала только о путешествии в Кигому и предстоящей встрече с шимпанзе. Поскольку почти все было готово еще до нашего отъезда на Лолви, мы с Бернаром Веркуром уже через несколько дней отправились в путь. Нам предстояло проехать более тысячи километров.
Само путешествие было небогато событиями — правда, наш «лендровер» трижды ломался и был так перегружен, что начинал угрожающе дрожать, едва мы прибавляли скорость. И вот после трехдневной дорожной пыли мы наконец очутились в Кигоме. Но тут мы столкнулись с непредвиденными обстоятельствами. Со времени нашего отъезда из Найроби изменилась политическая ситуация в Конго
[12], расположенном в 40 километрах западнее Кигомы, на другом берегу озера Танганьика. Мы прибыли в воскресенье и, проехав по главной улице города, затененной манговыми деревьями, убедились, что все официальные учреждения закрыты.
Наконец мы разыскали представителя местной власти, и он, извиняясь, но вполне определенно объяснил, что в настоящее время я не смогу приступить к работе в заповеднике.
Все мы ходили в несколько подавленном настроении. Строго ограниченные средства не позволяли мне и Ван останавливаться в отеле, поэтому было решено разбить где-нибудь временный лагерь. Нам посоветовали расположиться на территории сада кигомской тюрьмы, и это оказалось совсем не так уж плохо, как может показаться на первый взгляд. Сад содержался в прекрасном состоянии, и ветви цитрусовых деревьев сгибались под тяжестью ароматных апельсинов и мандаринов. С места нашей стоянки открывался великолепный вид на озеро. Единственное, что омрачало наше существование, — это нашествие москитов по вечерам.
За время вынужденного безделья мы как следует изучили Кигому — маленький африканский городок, по европейским или американским меркам, пожалуй, даже деревеньку.
Центр активной жизни города сосредоточен на берегу озера возле естественной гавани, где причаливают лодки, курсирующие вдоль озера в Бурунди, Замбию и Малави, а также на противоположный берег — в Конго. Рядом с гаванью расположены административные учреждения, полицейский участок, железнодорожная станция и почтовое отделение.
Одна из основных достопримечательностей любого африканского городка — это ярко расцвеченный всеми красками рынок, где тщательно подобранные фрукты и овощи разложены для продажи небольшими кучками. Преуспевающие торговцы важно восседали под каменными навесами, а остальные сидели прямо на базарной площади, аккуратно разложив свои товары на мешковине или здесь же на красной пыли. Изобилие бананов, зеленых и оранжевых апельсинов, темно-пурпурных морщинистых плодов страстоцвета создавало неповторимую цветовую гамму, которую оттеняли стоявшие рядом бутыли и кувшины ярко-красного растительного масла, приготовленного из плодов масличной пальмы.
Кигома гордится своей главной улицей, которая начинается от административного центра и поднимается вверх, проходя по основной части города. С обеих ее сторон посажены высокие тенистые манговые деревья, за которыми тянутся ряды бесчисленных мелких лавчонок, или дукасов, как их называют в Восточной Африке.
Ассортимент товаров повсюду был одним и тем же: груды чайников и посуды, тапочек и рубашек, карманных фонарей и будильников. Во многих магазинчиках продавались большие разноцветные квадратные куски ярко окрашенной материи, известные в Африке под названием кангасы. Африканские женщины покупают непременно пару кангасов: один оборачивают вокруг тела на уровне подмышек и он свисает до колен, из другого сооружается головной убор. Прямо на улице можно встретить расположившегося со своей швейной машиной портного, а рядом с крошечной обувной лавчонкой в пыли — какого-нибудь старого индийца, который так ловко орудует руками и ступнями, поддерживая ими кусок кожи, когда зашивает, приколачивает и склеивает туфли, что невольно залюбуешься этой картиной.
