– Да вот двух дней не прошло, как со мной то же самое случилось, – пробормотал Кали.
– Ага-ага. Спрашивается, кого у Вулкана в себя приводили после так называемой женитьбы? Не-е-е, если б не заклятье, ты на Соне не женился бы, как бы она тебе ни нравилась. Да?
– Да, – сказал Кали.
– То есть можем заключить, что Джесса тоже получила от Арафы солидную долю очарования. Только это осталось незамеченным, потому что девушкам рекомендации в ОТК не положены.
– Да нет, – вяло возразил Кали. – Женщины могут быть офицерами ОТК. По сути, ОТК – это единственная возможность для женщины стать офицером, – добавил он рассудительно. – Поговаривают о наборе женщин в полицию, но я что-то сомневаюсь. У полиции и так невысокий авторитет.
– Но в жеребьевке для Арафской дуэли женщины не участвуют?
– Конечно, не участвуют. Есть опасение, что если в Команду Империи попадет хоть одна женщина, то Команда Арафы будет из женщин целиком. И как тогда, спрашивается, с ними драться?
Монтейн вообразил такую дуэль. Бой действительно получился бы неравным.
– Ладно, – сказал Кали. – Допустим, Гиеди влюбился в твою сестру, потому что она тоже – флуктуация.
– Потом какая-то тетка донесла нашему отцу, что Джесса бегает на свидания к барчуку… то есть Алиоту Гиеди, и отец под горячую руку чуть не поубивал нас с сестрой. Потом я направился в Столицу и свалился аккурат под колеса кареты Мергуса.
– А Джесса? – спросил Кали.
– А Джесса осталась у Гиеди. Забрал бы я ее у него – куда бы делись? А так… У меня и мысли не было, что Гиеди на ней женится, но что он ее не выбросит на улицу – в этом я не сомневался.
– Да уж, – проговорил Кали. – Гиеди человек до отвращения порядочный. Образец этичности.
Монтейн глянул на друга немного раздраженно – как и всегда, когда тот начинал ученые словеса употреблять.
Кали повернулся к нему:
– Похоже, затея Гиеди приводить сюда людей на экскурсии, чтоб Арафа набрала себе команду, была напрасной. Твой случай показал, что она может вести к себе людей издалека. Если, конечно…
Он призадумался, а потом откинул крышку чемодана, стоявшего в углу. В чемодане обнаружились папки и толстые, распухшие от записей тетради. Кали выдернул из этого бумажного хранилища самую толстую и потрепанную тетрадь и начал перелистывать страницы.
– Это что? – спросил Монтейн.
– Мой конспект об Арафе.
– А в чемодане?
– Конспект, тебе же сказали! – Кали раздосадованно покосился на приятеля. – И вообще, шел бы ты спать. Думать мешаешь.
Монтейн прищурился:
– А это ничего, что думать ты начал после моих слов? Может, я еще что-нибудь умное скажу?
– Хорошо, – рассеянно проговорил Кали, листая тетрадь. – Давай быстренько говори умное и проваливай.
– А можно мне полистать твои конспекты? Я тихонько, а ты думай на здоровье.
– Нельзя.
– Почему?
– На это есть три причины, – сказал Кали, бегло просматривая свои записи. – Во-первых, ты ничего не поймешь, потому что я привык писать изобретенным мною стенографическим шифром. Во-вторых, что важнее, все мои записи – исключительно для служебного пользования, а у тебя не только допуска нет к секретным документам, но ты еще и сам находишься в разработке как флуктуация.
– Ага, – усмехнулся Монтейн.
– И в третьих – что самое важное: в данную минуту ты мой противник, а потому посвящать тебя в оперативные разработки – преступная халатность с моей стороны. – Кали поднял глаза и прямо посмотрел на Монтейна. – Послушай, как друга прошу – иди спать. То, что в этом чемодане, тебе завтра не поможет. И мысли, на которые ты меня натолкнул, – они тоже не помогут. Собственно, и мне они вряд ли помогут, разве что когда-то – надеюсь, еще не скоро – мне самому придется следить за организацией следующей Арафской дуэли… впрочем, это маловероятно. Потому что у меня есть предчувствие, что завтра прольется моя кровь, а нас, Беруджи, предчувствия обычно не обманывают.
Монтейн забрал свой палаш и без слов пошел к двери. Открыл дверь и шагнул было за порог, но остановился. Глянул через плечо назад, на Кали, открыл рот, чтобы что-нибудь сказать на прощание, но все слова вылетели из головы. Он закрыл рот, неловко дернул щекой и ушел.
Глава 14
Увертюра
Если лежать на спине и глядеть на небо, то кажется, будто земля куда-то плывет по голубой небесной глади, обгоняя легкие облака. От этого движения слегка кружится голова и возникает ощущение, что человек умеет летать, только вот сейчас забыл, как это делается.
Когда Монтейн в последний раз так бездумно глазел на небо? В родной деревне, кажется. В Столице на небо глядеть незачем, надо покрепче на ногах держаться, и головокружения там ни к чему.
Юноша сел. С пригорка, на котором он расположился, прекрасная Арафа была видна как на ладони. Нелепая с военной точки зрения, для праздного искателя красоты она была истинной усладой взора – эти несерьезные крепостные стены, дворец с витражными стеклами, сверкающая золотистой эмалью крыша и вознесенная надо всем этим сказочным великолепием высокая башня, увенчанная фигурным флюгером.
– Моя Арафа, – прошептал Монтейн, признаваясь ей в любви; желание обладать ею стало таким острым, что сжалось и заныло сердце. Сейчас только эта любовь и эта жажда обладания тревожили Монтейна; других мыслей и тревог у него не было, как будто важным было лишь то, что сейчас, а будущего не существовало. В этой бездумной сиюминутности скрывалась заглушающая чувства свобода, и Монтейн, который в последние месяцы только и делал, что думал о будущем, беспокоясь о судьбе своей и Джессы, планировал будущее, строил его, вгрызался в него, чтобы прочно в нем закрепиться, теперь вдруг оказался словно без почвы под ногами. И еще он летел. Несся в синие небеса, наслаждаясь полетом. Потому что Будущего как понятия, оказывается, не существовало. Всегда и везде было Сейчас.
«Пора», – что-то шепнуло внутри Монтейна, и он свистом подозвал махрийского жеребца. Тот был послушен, как будто Монтейн тренировал его с самого рождения, и слушался малейшего движения. Хорошо было бы пустить его в галоп – но не сейчас. «Не сейчас, – шепнул Монтейн махрийцу. – Потом». И они вернулись в замок, ничуточки не сомневаясь в том, что «потом» наступит. Потому что это «потом» было в том же Сейчас, которое окружало Монтейна.
В Дуэльный зал можно было попасть несколькими путями: по галерее от псевдодонжона, по которой Монтейн шел вчера, по незаметной винтовой лестнице с первого этажа, где они с Арланом завтракали в одной из комнат, и по широкой парадной лестнице – по ней Монтейн и поднялся сейчас, практически без внутреннего трепета, с деловым и сосредоточенным видом. Это было ненормально, и он это сознавал, но желания противиться диктату Арафы не возникало. Так и в самом деле было лучше: можно не нервничать перед боем.
