Битов требовал поклонения, а сам в себе сомневался, ориентировался не на восторги читателей, а на Высший Суд. Расчет в быту, в отношениях с Издателем был для него неуклюжей попыткой соответствовать делам человеческим, по сути, ему неинтересным.
Все пишут оттого, что не с кем обсудить НЕВЫРАЗИМОЕ, а если вдруг есть с кем, то сразу понимаешь, методом вычитания обнаруживаешь отличие своего восприятия от чужого и потребность свое – обозначить, застолбить и оградить – написать…
Битов – это совершенно обособленное явление, планета, со своими спутниками, силой притяжения, периодами обращения вокруг своего солнца и своей оси. Битов писал не беллетристику, а свои тексты, свои мысли, облекаемые сперва в рассказы, повести, роман, очерки путешествий, а потом персонажи все более превращались в участников диалога, на который распадался монолог автора. Путешествия превратились во взаимодействие автора с пространством, с поводами для размышлений, с подтверждениями наитий и предубеждений и т. п.
Битов искусный писатель, он написал уйму изумительных текстов, создал свою неповторимую интонацию, своим уникальным ходом мысли ошеломил, восхитил, но не дал приблизиться никому. Он выходил на дорогу и шел по ней – один. Бедный и богатый, маленький и большой. Герой какой-то замечательной сказки.
Все попытки сейчас сказать о Битове точно или более или менее полно напоминают присказки. Сказка впереди. И назвать ее надо большими буквами – ПРО БИТОВА.
Из книги А. Битова «Птицы, или Новые сведения о человеке»
«Мы живем на дне воздушного океана. Среди домов и деревьев, как меж ракушек и водорослей. И вот ползет такой краб, скребя своим днищем по асфальту, с панцирно-неподвижной шеей, задерет лишь ненароком голову, переползая обстоятельство на пути, – там полощется небо, в нем повисла, еле шевеля плавниками, птица. Птицы – рыбы нашего океана. Мы живем на границе двух сред. Это принципиально. Мы не то и не другое. Только птицы и рыбы знают, что такое одна среда. Они об этом, конечно, не знают, а – принадлежат. Вряд ли и человек стал бы задумываться, если бы летал или плавал. Чтобы задуматься, необходимо противоречие, которого нет в однородной среде, – напряжение границы. На этой границе постоянный конфликт и инцидент. Мы – напряжены, мы расслабляемся лишь во сне – в какой-нибудь отрысканной безопасности, как под камнем. Сон – наше плавание, единственный наш полет…
…У этой повести есть и своя героиня, и намек на любовную линию – Клара. Нет, это не была рядовая командировочная интрижка – это была нежность, род чистой влюбленности – и ровный ее свет скрашивал мне корреспондентское одиночество. Клара была молода, умна и красива. Она любила блестящие вещи, табак и умела считать до пяти. Она любила другого. Валерьян Иннокентьевич был изящный молодой человек. Она ласкалась к нему как кошка (сравнение очень некстати: кошек на биостанции не подпускали на выстрел – орнитологическая специфика…). Я думаю, что неразвращенному читателю уже ясно, что Клара…
Человек возникает как раз там, где вымирает любой другой вид. Ни теплой шерсти, ни грозных зубов, ни волчьей морали – брюки, пуля, религия…
Андрей Битов и орнитологи Куршской косы
3 декабря 2018 года в Москве, в возрасте 81 года, скончался русский писатель Андрей Георгиевич Битов.
Спустя девятнадцать дней, 22 декабря, в Петербурге, в музее-доме Владимира Набокова, что находится в самом центре города, рядом с Исаакиевской площадью, состоялся вечер памяти писателя. Литераторы, филологи и друзья Андрея Битова поделились с аудиторией своими воспоминаниями и своим отношением к его удивительному и оригинальному творчеству и к его замечательной, независимой, ни на кого не похожей персоне. Из широко известных поэтов на этом вечере о своей самой долголетней дружбе с Андреем рассказал и Александр Кушнер. Андрей Битов всегда был ленинградским, петербургским писателем и долгое время жил практически на два дома – и в Питере, и в Москве, постоянно переезжая между двумя столицами. Помимо всех общественных постов в писательской среде, именно он был идейным вдохновителем создания музея Владимира Набокова в Петербурге в 1998 году.
Присутствовали на этом вечере и мы – Татьяна Дольник (вдова Виктора Дольника, прототипа героя книги «Птицы, или Новые сведения о человеке») и я. Мы с сожалением отметили, что никто из выступающих не рассказал о том значительном пласте жизни Андрея Битова, который был связан с орнитологами. Биологическая станция «Рыбачий» на Куршской косе в Прибалтике – небольшой филиал ленинградского Зоологического института Академии наук СССР. Здесь, в бывшей Восточной Пруссии, с 1956 года усилиями профессора-энтузиаста Льва Осиповича Белопольского, а затем и профессора Виктора Рафаэльевича Дольника (в тексте Битова – доктор Д.), были возрождены интенсивные исследования птиц на одном из самых массовых путей их миграций. Во время Второй мировой войны исследования прежней, немецкой, широко известной орнитологической станции «Vogelwarte Rossitten» были прерваны. На этой станции в свое время было налажено научное кольцевание птиц, изобретенное в 1899 году Гансом Христианом Мортенсеном в Дании. Мы пошли дальше предшественников: в этом месте Куршской косы наша Биостанция впервые в орнитологической практике соорудила огромные, так называемые «Рыбачинские ловушки для птиц», ими можно было поймать (разумеется, в целях кольцевания) до нескольких тысяч птиц – даже в один день при массовой миграции…
А. Битов на Куршской косе с вороной Кларой
Орнитолог В. Паевский
Я постараюсь здесь кратко рассказать об этой странице жизни Андрея Битова. Ведь она нашла весомое и – что говорить! – прекрасное отражение и в его творчестве.
Куршская коса! Размеренный шум морского прибоя, необъятные пустынные дюны, над которыми пролетают бесчисленные стаи птиц, поющий под ногами чистейший песок, янтарные россыпи на берегу… Все, кто приезжал в те годы на косу, безлюдную по причине пограничного режима, проникался очарованием и огромных песчаных дюн со стороны залива, и бесконечных зарослей низкорослой горной сосны, окаймленных ежевичными кустами, и беспрерывным пением зябликов и славок… Андрей Битов впервые появился на нашем полевом стационаре «Fringilla» в августе 1969 года. Приехал он вместе со своей второй супругой Ольгой Шамборант, посещавшей нас и ранее, сотрудницей известного московского Института химии природных соединений (ныне Институт биоорганической химии).
