– Эмма! – крикнул Марк. – Что ты сделала?
Эмма поднялась на ноги и повернулась лицом к Иарлафу. Она пылала яростью. Но в глазах Гвина как будто промелькнуло удовлетворение, словно он ожидал, что она поступит именно так.
– Я вырубила его, – ответила она. – Он без сознания. Вы не сможете его пробудить.
Губы Иарлафа изогнулись в усмешке.
– Думаешь, ты лишишь нас радости наказания, лишив его способности прочувствовать его? Неужели ты и правда так глупа? – Он посмотрел на Гвина. – Веди сюда Марка. Мы высечем его, и тогда получится, что мы высекли двух Блэкторнов.
– Нет! – воскликнул Кьеран. – Нет! Я запрещаю вам. Я не вынесу…
– Всем плевать, чего ты не вынесешь, князек, а мне и подавно, – сказал Иарлаф и криво улыбнулся. – Да, мы высечем обоих братьев. Марк не избежит наказания. Сдается мне, твой парабатай тебе этого не простит, – добавил он, повернувшись к Эмме.
– Вместо того чтобы высечь двух Блэкторнов, – предложила Эмма, – вы можете высечь одного Блэкторна и одну Карстерс. Разве так не будет лучше?
Гвин не двинулся с места, но глаза его широко распахнулись. У Кьерана перехватило дыхание.
– Джулиан сказал вам, что убивал фэйри на Темной войне, – продолжила Эмма. – Но я убила их гораздо больше. Я перерезала им горло, я обагряла руки их кровью. И я готова сделать это снова.
– Молчать! – гневно воскликнул Иарлаф. – Как смеешь ты бахвалиться такими вещами?
Эмма стянула с себя майку и бросила ее на землю. Глаза Марка округлились. Она стояла перед всеми ними в бюстгальтере и джинсах, но ей было все равно. Она не чувствовала себя голой – ее, как истинного воина древности, словно покрывалом, окутывали ярость и злоба.
– Секите меня, – сказала она. – Соглашайтесь – и покончим с этим. Иначе – клянусь! – я буду вечно преследовать вас на землях фэйри. Марк не сможет этого, но я смогу.
Иарлаф что-то сердито произнес на языке, которого Эмма не знала, и встал лицом к океану. В этот момент Кьеран подошел ближе к бездыханному Джулиану.
– Не трогай его! – крикнул Марк, но Кьеран, даже не взглянув на него, подхватил Джулиана под мышки и оттащил его от дерева. Он положил его на землю в нескольких шагах от них, снял свою длинную тунику и обернул ей кровоточащее тело Джулиана.
Эмма с облегчением вздохнула. Солнце обжигало ее обнаженную спину.
– Приступайте, – сказала она. – Если, конечно, вы не струсите перед девчонкой.
– Эмма, остановись, – горько взмолился Марк. – Пусть это буду я.
В глазах Иарлафа зажглись жестокие огоньки.
– Что ж, Карстерс, – сказал он, – повторяй за парабатаем. Приготовься к первому удару.
Эмма увидела, как помрачнело лицо Гвина, и повернулась к дереву. Кора его вблизи казалась гладкой, красно-коричневой. Эмма обхватила ствол руками. На ощупь он был прохладным. Она видела каждую мельчайшую трещинку на ветвях.
Марк снова окликнул ее, но его голос донесся откуда-то издалека. Иарлаф подошел прямо к ней.
Хлыст со свистом взлетел в воздух. Эмма закрыла глаза. В темноте она увидела Джулиана и огненное кольцо вокруг него. Пламя Безмолвного города. Она услышала его голос, который шептал слова, слова древней клятвы из Библии, которую Сумеречные охотники превратили в клятву парабатаев.
Куда ты пойдешь, туда и я пойду…
Хлыст опустился. Если Эмма и думала, что раньше она чувствовала боль, то теперь это была настоящая агония. Спину как будто рассекли огнем. Эмма стиснула зубы, чтобы подавить крик.
Не принуждай меня оставить тебя…
Новый удар. И боль еще сильнее. Пальцы впились в кору дерева.
Еще один. Эмма упала на колени.
Пусть то и то сделает мне Ангел, и еще больше сделает, смерть одна разлучит меня с тобою.
И еще. Боль нарастала подобно волне и закрывала солнце. Эмма кричала, но не слышала своего голоса – в ушах звенело, мир кружился и становился все меньше. Хлыст опустился в пятый раз, в шестой, в седьмой, но она уже не чувствовала боли: ее поглотила темнота.
23
Любить и быть любимым
Кристина с хмурым видом вышла из комнаты Эммы. Пока дверь не закрылась за ней, Марк успел заглянуть внутрь: Эмма неподвижно лежала на кровати и казалась очень маленькой под толстым одеялом, а Джулиан сидел рядом. Его голова была опущена, темные волосы закрывали ему лицо.
Марк никогда прежде не видел брата таким печальным.
– Как она? – спросил он у Кристины.
В коридоре больше никого не было. Дети еще не проснулись.
Марку было страшно вспоминать лицо Джулиана, когда он очнулся возле рябины и увидел Марка, который склонился на колени над бездыханным телом Эммы и наносил целебные руны на ее истерзанную кожу. Его руки дрожали, он давно отвык от языка ангелов.
Ему было страшно вспоминать лицо Джулиана, когда они вошли в Институт. Марк нес Кортану, а Джулиан держал на руках Эмму. Его футболка пропиталась ее кровью, ее волосы слиплись. Ему было страшно вспоминать, как Эмма кричала, пока ей наносили удары, и как перестала кричать, когда потеряла сознание.
Ему было страшно вспоминать лицо Кьерана, когда они с Джулианом побежали в Институт. Кьеран пытался остановить Марка, схватил его за руку. На его бледном лице была написана мольба, в его волосах бушевали чернота и безнадежная синева.
Марк вырвал руку. «Еще раз коснешься меня своей рукой – и навсегда лишишься ее», – прорычал он, и Гвин оттащил Кьерана в сторону и твердо сказал ему голосом, полным сожалений: «Оставь его, Кьеран. Сегодня и так уже сделано достаточно».
Они принесли Эмму в ее комнату, и Джулиан устроил ее на кровати, а Марк пошел за Кристиной.
Кристина не закричала, когда он разбудил ее, и даже когда она увидела Эмму в рваной, пропитавшейся кровью одежде. Она сразу же принялась за работу: переодела подругу, принесла бинты Джулсу, смыла кровь с волос Эммы.
– С ней все будет хорошо, – сказала она Марку. – Она поправится.
Марку было страшно вспоминать, как снова и снова свистел в воздухе хлыст и как лопалась кожа Эммы. Ему было страшно вспоминать запах крови, смешавшийся с соленым ароматом океана.
– Марк.
Кристина прикоснулась к его щеке. Он невольно повернулся и прильнул к ее ладони. От нее пахло кофе и стерильными бинтами. Интересно, рассказал ли ей Джулиан обо всем? Рассказал ли о подозрениях Кьерана и о том, как он, Марк, не сумел защитить брата и Эмму?
Ее кожа была очень мягкой. Обращенные к нему глаза – огромными и темными. Марк вспомнил глаза Кьерана, похожие на кусочки стекла в калейдоскопе, переливавшиеся разными цветами. Глаза Кристины были постоянны. Неизменны. Уникальны.
