Кит сделал сальто назад. Он развернулся в воздухе и приземлился на пол, схватившись за подлокотники кресла, и в этот момент двое демонов схватили отца и разорвали его пополам.
Эмме снился ужасно запутанный сон о Магнусе Бейне и целой труппе клоунов, когда она проснулась, почувствовав, что кто-то коснулся ее плеча. Она пробормотала что-то и зарылась поглубже в одеяло, но прикосновение было настойчивым. Кто-то провел рукой по ее коже, что было довольно приятно, а затем коснулся губами ее губ.
– Эмма? – позвал ее Джулиан.
В ее затуманенный сновидениями разум хлынули обрывки воспоминаний о том, как он принес ее в кровать и сам уснул рядом. «Хм-м», – подумала Эмма. Раз Джулиан был так ласков, вставать смысла не было. Она притворилась спящей, и он поцеловал ее в щеку, затем поднялся чуть выше, а затем…
Эмма резко села на кровати.
– Ты сунул язык мне в ухо! – негодующе воскликнула она.
– Ага, – улыбнулся он. – Зато ты сразу проснулась.
– Фу!
Она швырнула в него подушкой, но Джулиан с легкостью увернулся. На нем были джинсы и серая футболка, на фоне которой его глаза казались лазурными. Взлохмаченный спросонья, он был сейчас таким милым, что Эмма сцепила руки за спиной, чтобы снова не наброситься на него.
– Зачем ты сунула руки за спину? – спросил он.
– Просто так. – Эмма наморщила нос. – Больше не трогай мои уши! Это противно.
– А как насчет этого? – предложил он и поцеловал ее в основание шеи.
Чувства вихрем взвились от того места, которого коснулись его губы: сначала вспыхнули ключицы, затем шея, затем губы.
Эмма вынула руки из-за спины и потянулась к нему. Его кожа нагрелась на солнце.
Их лица были так близко друг к другу, что Эмма видела крошечные капли цвета в глазах у Джулиана – золотистые, бледно-голубые. Он не улыбался. Выражение его лица было слишком решительным. В его глазах было такое желание, что Эмме казалось, будто ее разрывают на части.
Они подвинулись ближе и переплели ноги под одеялом. Их губы соприкоснулись. Джулиан целовался не слишком умело, но Эмме это нравилось, ведь каждый его поцелуй напоминал ей о том, что он никогда в жизни не целовал никого, кроме нее. Что она была у него первой. Ей нравилось, что простые поцелуи до сих пор приносили ему удовольствие. Она провела кончиком языка по его губам, коснулась уголков его рта, и тут он перевернулся на спину и увлек ее за собой. Он содрогнулся всем телом, подался к ней, скользнул руками по ее бедрам.
– Эмма? – В дверь постучали. Они отпрянули друг от друга. Джулиан скатился с кровати, Эмма села, чувствуя, как колотится сердце. – Эмма, это Дрю. Ты Джулса не видела?
– Нет, – соврала Эмма. – Не видела.
Дверь начала открываться.
– Не входи, – крикнула Эмма. – Я… я переодеваюсь.
– Какая разница? – бросила Дрю, но дверь открывать не стала. Эмма намеренно не смотрела на Джулиана. «Все хорошо, – сказала она себе. – Спокойствие, только спокойствие». – Ладно, если увидишь его, передай ему, пожалуйста, что Тавви и всем остальным пора обедать. А еще скажи, что Ливви и Тай хозяйничают на кухне.
Дрю явно была довольна возможности настучать на братьев и сестер.
– Хорошо, – ответила Эмма. – Ты смотрела в студии? Может, он там?
Послышался шорох.
– Нет, не смотрела. Хорошая мысль. Увидимся!
– Пока, – тихо сказала Эмма.
Шаги Дрю уже затихали в коридоре.
В конце концов Эмма позволила себе посмотреть на Джулиана. Он прислонился к стене, его грудь быстро поднималась и опускалась, глаза были полуприкрыты. Он кусал губу.
Заметив ее взгляд, он выдохнул.
– О Разиэль, – прошептал он. – Нас чуть не застукали.
Эмма встала с кровати, ее ночная рубашка скользнула вниз и закрыла колени. Она дрожала.
– Нам нельзя, – начала она. – Нам нельзя… нас поймают…
Джулиан уже подошел к ней и обхватил ее руками. Она чувствовала, как сильно бьется его сердце, но голос его был спокоен.
– Это глупый закон, – сказал он. – Просто дурацкий закон, Эм.
«Есть причина, по которой нельзя любить парабатая, Эмма. Когда ты узнаешь, какова она, ты почувствуешь на себе всю жестокость Сумеречных охотников, которую однажды почувствовал я».
Голос Малкольма, непрошеный и неотвратимый, раздался у Эммы в ушах. Она изо всех сил пыталась забыть это, пыталась забыть его слова. Он лгал – он ведь погряз во лжи. И это тоже должно было оказаться ложью.
И все же. Она отбрасывала от себя дурные мысли, но понимала, что нужно рассказать обо всем Джулиану. У него было право знать.
– Нужно поговорить, – сказала она.
Она почувствовала, как его сердце пропустило удар.
– Не говори так. Я знаю, это не к добру. – Он крепче прижал ее к себе. – Не бойся, Эмма, – прошептал он. – Не отказывайся от нас только потому, что ты боишься.
– Я действительно боюсь. Но не за себя, а за тебя. Джулиан, ты столько всего сделал, ты столько всего скрывал, чтобы сохранить семью… И сейчас ничего не изменилось. Если я причиню боль любому из вас…
Он поцеловал ее, прервав поток ее слов. Несмотря ни на что, она ощутила этот поцелуй всем телом.
– Когда-то я читал книги Закона, – сказал он. – Разделы о парабатаях. Я читал их миллион раз. Ни разу еще не случалось такого, чтобы два парабатая полюбили друг друга и их простили, когда об этом стало известно. Там только жуткие истории. И я не могу отказаться от семьи. Ты была права. Это убьет меня. – Его глаза стали очень синими. – Но во всех жутких историях рассказывается о тех, кого поймали, а нас не поймают, если мы будем осторожны.
Похоже, ночью Джулиан обдумывал возможные варианты и пришел к выводу, что ответственность, лежащая на нем, все же не сковывает его по рукам и ногам. Джулиан обычно не любил нарушать правила, поэтому, хоть Эмма и хотела того же, чего хотел он, от его решительного настроя ей было не по себе.
– Нужно установить правила, – сказал Джулиан. – Строгие. Нужно определить, когда мы можем видеться друг с другом. Нужно быть осторожными. Гораздо более осторожными, чем раньше. Больше никакого пляжа, никакой студии. Каждый раз мы должны быть на сто процентов уверены, что находимся в таком месте, где нас никто не может застать.
Эмма кивнула.
– Говорить об этом нам тоже нельзя, – добавила она. – По крайней мере, в Институте, где нас могут услышать.
Джулиан тоже кивнул. Его зрачки немного расширились, глаза стали цвета приближающегося шторма.
– Ты права, – сказал он. – Здесь говорить нельзя. Я приготовлю детям обед, чтобы они меня не искали, а потом встретимся на пляже, ладно? Ты знаешь где.
