Джулиан накрыл ладонью руку Артура. Рука дядюшки была худой, словно у немощного старика: сквозь кожу проступали кости.
– К сожалению, тебе придется пойти на встречу, – сказал Джулиан дядюшке Артуру. – Если ты не появишься, у них возникнут подозрения.
Артур снял очки и потер переносицу.
– Но моя монография…
– Знаю, она очень важна, – кивнул Джулиан. – Но это тоже важно. Не только для Холодного перемирия, но и для нас. Для Хелен. Для Марка.
– Ты помнишь Марка? – удивился Артур. Без очков его глаза казались ярче. – Это было так давно.
– Не так уж давно, дядюшка, – возразил Джулиан. – Я прекрасно его помню.
– Мне кажется, что все случилось только вчера, – пожал плечами Артур. – Я помню воинов-фэйри. Они пришли в Лондонский Институт в доспехах, залитых кровью. Крови было столько, словно они стояли в рядах ахейцев, когда Зевс обрушил на них кровавый дождь. – Рука, которой он держал очки, затряслась. – Я не смогу встретиться с ними.
– Но ты должен, – с нажимом произнес Джулиан. Он подумал обо всем невысказанном: что он во время Темной войны был совсем ребенком, что он видел, как фэйри убивают детей, что он слышал крики Дикой Охоты. Но он ничего не сказал. – Дядюшка, ты обязан с ними встретиться.
– Если бы у меня было лекарство… – тихо начал Артур. – Но все закончилось, пока тебя не было.
– Оно у меня с собой. – Джулиан вынул флакон из кармана. – Нужно было попросить Малкольма приготовить еще.
– Я забыл. – Артур снова водрузил очки на нос и принялся наблюдать, как Джулиан растворяет лекарство в стакане воды. – Я забыл, как его найти… кому доверять…
– Ты можешь доверять мне, – дрогнувшим голосом заверил его Джулиан и протянул дядюшке стакан. – Вот. Ты ведь знаешь, какие эти фэйри. Они питаются человеческим беспокойством и извлекают из него выгоду. Но с этим лекарством они тебя не проймут, даже если они решат провернуть одну из своих штучек.
– Верно.
Артур посмотрел на стакан со смесью желания и страха в глазах. Содержимое подействует примерно на час, может, даже меньше. Потом у него будет раскалываться голова, и из-за этой боли он на несколько дней сляжет в постель. Джулиан редко давал ему лекарство – побочные эффекты обычно лишали его всякой ценности, но сейчас без него было не обойтись. Его нужно было выпить.
Дядюшка Артур сомневался. Он медленно поднес стакан ко рту, медленно набрал воду в рот. Медленно проглотил ее.
Зелье действовало мгновенно. Вокруг Артура все внезапно прояснилось, обрело четкие, ровные очертания, как небрежный набросок, превращенный в прекрасную картину. Артур поднялся на ноги и потянулся за пиджаком, который висел на крючке возле стола.
– Джулиан, помоги мне найти приличную одежду, – сказал он. – В Убежище нужно выглядеть подобающе.
Убежище было в каждом Институте.
Так повелось давно. Институт совмещал в себе функции ратуши и резиденции: и Сумеречные охотники, и обитатели Нижнего мира приходили в Институт, чтобы встретиться с его главой. Глава Института был местным представителем Конклава. Во всей Южной Калифорнии не нашлось бы Сумеречного охотника влиятельнее, чем глава Лос-Анджелесского Института. И безопаснее всего было встречаться с ним в Убежище, где всех жителей Нижнего мира защищали клятвы, а вампиры вдобавок могли не бояться ненароком ступить на освященную землю.
В Убежище было две двери. Одна выходила на улицу, и ею мог воспользоваться любой. Войдя в эту дверь, он оказывался в просторной комнате с каменными стенами. Вторая вела в Институт. Как и парадная дверь Института, она открывалась только перед теми, у кого в жилах текла кровь Сумеречных охотников.
Эмма приостановилась на площадке лестницы, чтобы из окна взглянуть на делегацию фэйри. Кони ждали всадников у главного входа. Скорее всего, посланцы Волшебного народа не в первый раз общались с Сумеречными охотниками, а если так, то они, должно быть, уже зашли в Убежище.
Дверь, соединявшая Убежище с Институтом, находилась в конце коридора, ведущего к парадному ходу. Она была окована медью, которая давно покрылась патиной; по периметру были начертаны защитные и приветственные руны, оплетавшие ее подобно виноградным лозам.
Из-за двери до Эммы доносились незнакомые голоса: один – чистый, как вода, другой – резкий, точно хруст сухой ветки. Крепче сжав Кортану в руке, Эмма вошла внутрь.
Убежище имело форму полумесяца, а окна его выходили на горы: на тенистые каньоны и склоны, покрытые серебристо-зелеными зарослями. Солнца за горами было не видно, но комнату заливал яркий свет люстры, висящей под потолком. Свет отражался в ее хрустальных подвесках и падал на клетчатый пол, выложенный чередующимися плитками темного и светлого дерева. Забравшись на люстру и взглянув на него сверху, можно было увидеть, что клетки складывались в руну Ангельской Силы.
Эмма, конечно, ни за что бы не призналась, что она это проделывала. Хотя сверху и открывался прекрасный вид на массивное каменное кресло главы Института.
В центре комнаты стояли фэйри, только двое – тот, что в белой мантии, и тот, что в черных доспехах. Коричневого всадника нигде не было видно. Не было видно и лиц гостей. Из рукавов выглядывали длинные, бледные пальцы, но Эмма не могла понять, принадлежат они мужчинам или женщинам.
Она чувствовала исходящую от них мощь, физически ощущала их принадлежность к другому миру. Казалось, ее кожу обдувает легкий ветерок, прохладный и влажный, пахнущий корнями, и листьями, и цветами жакаранды.
Рассмеявшись, фэйри в черном откинул капюшон. Эмма во все глаза смотрела на него. Кожа цвета темной зелени, длинные когти на пальцах, желтые совиные глаза. Плащ с рисунком из рябиновых листьев.
Это был тот самый фэйри, которого она видела в баре «Саркофаг».
– Вот мы и встретились снова, красавица, – сказал он, и его рот, напоминавший трещину в древесной коре, изогнулся в улыбке. – Я Иарлаф от Неблагого Двора. В белом – мой компаньон Кьеран от Дикой Охоты. Кьеран, опусти капюшон.
Второй фэйри поднял худые руки – его квадратные ногти были практически прозрачны, – взялся за капюшон и отбросил его властным, почти бунтарским жестом.
Эмма с трудом сдержалась, чтобы не ахнуть. Он был красив. Не так, как Джулиан или Кристина, не так, как красивы люди, а как красив острейший край Кортаны. Он выглядел молодо, лет на шестнадцать или семнадцать, но был, скорее всего, старше. Темные волосы с легким синим отливом обрамляли точеное лицо. Легкая туника и брюки износились и выцвели: когда-то они были весьма элегантны, но сейчас смотрелись несколько куце на его изящном, гибком теле. Его широко посаженные глаза были разных цветов: левый – черный, а правый – серебристый. На нем были потрепанные белые перчатки, которые свидетельствовали, что он принц фэйри, но глаза… Глаза говорили, что он из Дикой Охоты.
– Вы пришли из-за того, что случилось позавчера? – спросила Эмма, переводя взгляд с Иарлафа на Кьерана. – В баре «Саркофаг»?
