Диана открыла дверь, и в Убежище хлынул солнечный свет. Когда наставница вывела фэйри на улицу, Эмма почувствовала, как она ей благодарна: благодарна за спасение Артура – и за спасение Джулиана, которому с каждой секундой все сложнее становилось притворяться, будто все хорошо.
Ведь теперь Джулс смотрел на брата – наконец-то по-настоящему смотрел на него, – понимая, что никто не увидит его слабости и не осудит ее. Что никто в последний момент не отнимет у него Марка снова.
Марк медленно поднял голову. Он был худой как палка, гораздо худее, чем помнила его Эмма. Казалось, он вовсе не повзрослел, но черты его лица обострились, как будто его скулы и подбородок искусно обработали каким-то инструментом, чтобы сделать их тоньше. Он был изможден, но изящен, как и все фэйри.
– Марк, – выдохнул Джулиан, и Эмма вспомнила все кошмары, от которых годами просыпался ее друг, как он кричал, как он звал брата, как взывал к Марку и как безнадежно звучали его мольбы, как они были напрасны. Сейчас он был бледен, но глаза его сияли, словно он смотрел на чудо. Это и было чудом, подумала Эмма, ведь фэйри никогда не возвращали то, что забрали однажды.
По крайней мере, они ничего не возвращали в неизменности.
По спине Эммы вдруг пробежал холодок, но она не подала виду и осталась на месте. Джулиан сделал шаг в сторону брата, а затем еще один…
– Марк, – прошептал он. – Марк, это я.
Марк посмотрел ему прямо в лицо. Когда Эмма видела его в последний раз, оба его глаза были синими, но теперь они сияли разными цветами и эта двойственность словно говорила о том, что внутри него что-то сломалось, что-то треснуло, как растрескивается необожженный керамический горшок. Он посмотрел на Джулиана, посмотрел на его широкие плечи и гибкое тело, на растрепавшиеся каштановые волосы, на сине-зеленые глаза – и впервые заговорил.
Голос был хриплым, немного скрипучим, как будто он молчал уже несколько дней.
– Отец? – произнес он, а затем, не успел Джулиан ахнуть, глаза Марка закатились и он упал без чувств.
6
Те, что мудростью нас превзошли
В комнате Марка было пыльно.
Несколько лет после его исчезновения никто не заходил внутрь, пока однажды, в восемнадцатый день рождения Марка, Джулиан не распахнул дверь и не вычистил все в приступе ярости. Одежда Марка, его настольные игры и старые игрушки – все это отправилось в кладовку. В комнате не осталось ничего личного – только голые стены да немного мебели.
Эмма раскрыла пыльные шторы, распахнула окна и впустила внутрь свет, а Джулиан тем временем поднял брата по лестнице и положил его на кровать.
Постель была заправлена давно, и одеяло покрылось тонким слоем пыли. Когда Джулиан опустил на него Марка, пыль поднялась, и Марк закашлялся, но так и не очнулся.
Эмма отошла от окна. Пыль клубилась в лучах яркого света, заливавшего комнату, и создавала причудливые формы, качающиеся в едином танце.
– Он так исхудал, – сказал Джулиан. – Он почти ничего не весит.
Плохо знающий его человек счел бы, что его лицо ничего не выражает: оно казалось абсолютно спокойным, лишь мягкие губы сжались в тонкую линию. Но именно так Джулиан выглядел, когда внутри него бушевали чувства, которые он пытался скрыть – обычно от младших сестер и братьев.
Эмма подошла к постели Марка. С минуту они оба смотрели на него. Его локти, колени и ключицы и правда слишком сильно выпирали из-под одежды – потертых джинсов, заправленных в высокие кожаные ботинки, и футболки, ставшей почти прозрачной от множества стирок. Спутанные светлые волосы падали ему на лицо.
– Это правда? – тихо спросил кто-то с порога.
Эмма повернулась. В комнату с опаской вошли Тай и Ливия, позади них, у двери, стояла Кристина, которая смотрела на Эмму, всем своим видом говоря, что она пыталась их задержать. Эмма покачала головой. Она прекрасно понимала, что остановить близнецов, когда они решали во что-то вмешаться, было невозможно.
Вопрос задала Ливви. Она посмотрела мимо Эммы на Марка, который лежал на кровати. У нее перехватило дыхание.
– Это правда.
– Не может быть. – Пальцы Тая лихорадочно бегали: он сгибал и разгибал их, считая про себя от одного до десяти и от десяти до одного. Он смотрел на бесчувственного брата и не мог поверить своим глазам. – Волшебный народ не возвращает того, что однажды забрал.
– Верно, – мягко сказал Джулиан, и Эмма в очередной раз удивилась, как он может говорить так мягко, когда в душе творится настоящий кавардак и хочется закричать и разлететься на тысячу кусочков. – Но все-таки иногда они возвращают то, что принадлежит тебе по праву.
Тай не ответил. Его пальцы все еще бегали. Однажды отец Тая попытался справиться с этим и крепко прижал руки сына к бокам, когда его что-то расстроило, приговаривая: «Тихо, тихо». Тай запаниковал, его стошнило. Джулиан ни разу не делал ничего подобного. Он просто говорил, что в минуты волнения к нам всем прилетают бабочки: у кого-то они трепыхаются в животе, а у Тая – садятся на руки. Таю нравилось такое объяснение. Он обожал мотыльков, бабочек, пчел – всех, кого природа наделила крыльями.
– Я помню его другим, – тоненьким голоском заметил кто-то. Это была Дрю, которая выглядывала из-за плеча у Кристины и держала за руку Тавви.
– Ну да, – сказала Эмма, – Марк ведь теперь на пять лет старше.
– Но он не кажется старше, – возразила Дрю. – Он просто выглядит иначе.
Повисло молчание. Дрю была права. Марк не казался старше, уж точно не на пять лет. Отчасти это объяснялось его худобой, но было и еще кое-что.
– Он все эти годы жил в стране фэйри, – объяснил Джулиан. – А время там идет по-другому.
Тай шагнул вперед. Его глаза скользили по кровати, изучая брата. Друзилла держалась в стороне. Когда Марк пропал, ей было всего восемь. Должно быть, ее воспоминания о нем были окутаны туманом. А Тавви… Тавви было всего два. Для него лежащий в постели юноша был совершенным незнакомцем.
Но Тай… Тай помнил. Он подошел совсем близко к кровати, и Эмма готова была поклясться, что видит, как работает его быстрый ум, которым светились его серые глаза.
– Все логично. Есть множество историй о людях, которые проводили всего одну ночь с фэйри, а вернувшись, обнаруживали, что прошло уже сто лет. Для нас прошло пять лет, а для него, наверное, всего два года. Вы кажетесь ровесниками, Джулс.
Джулиан прочистил горло.
– Да, – кивнул он. – Да, так и есть.
Тай наклонил голову.
– Почему они вернули его?
Джулиан не знал, что сказать. Эмма не двигалась. Она понятия не имела, как объяснить всем детям, которые смотрели на них огромными глазами, что их пропавший брат, вернувшийся, казалось, уже навсегда, возможно, появился лишь на время.
