— Ничего. Она мне предложила пожить у вас, и я согласилась. Мы дружим, — вздергиваю подбородок.
— Дружите? Ты и Лана? — презрение в голосе даёт хлесткую неосязаемую пощечину.
— Да, какие-то проблемы?
— Что может быть общего у моей сестры и тебя?
Последнее слово выделяет так, чтобы не осталось сомнений в том, что для него я — второй сорт. Ну конечно, еще бы. Ведь подобная одежда на мне впервые, а он уже успел собрать за предыдущие встречи собственное мнение. Но мне плевать, что он там думает.
— Если не ошибаюсь, еще вчера ты сам пытался найти в моих трусах что-то интересное, — едко напоминаю о его провальных попытках поиметь меня. — Так что тебя удивляет в том, что и другим людям я могу нравиться?
Лицо обжигает острой болью, когда ублюдок вдруг больно хватает меня за скулы и сжимает, рывком дергая к себе.
— Оставь свой острый язык на потом, Ри. Я спрашиваю, что ты делаешь в моем доме и откуда знаешь мою сестру?
— Отпусти меня, — шиплю, сжимая массивное запястье и вздрагиваю, когда Матвей вдруг рявкает:
— Вера, выйди.
Ох, черт, здесь еще и прислуга была. Когда только успела вернуться?
Звук удаляющихся быстрых шагов стихает. Сволочь дергает меня за лицо и цедит сквозь зубы, обдавая горячим дыханием кожу. Запах сигарет проникает в легкие, а сумасшедшие глаза светят как рентгеновские лучи, выискивая ответ на вопрос.
— Отвечай!
— Отпусти ее, Матвей!
Лана внезапно привлекает к себе внимание, заставляя этого дикаря обернуться к ней, но меня не отпустить. Не будь её здесь, я бы уже воспользовалась своим верным другом ножом, на этот раз не обойдясь мелкой царапиной.
— Лана, как давно ты общаешься с Ри? И что вас связывает? Советую отвечать честно, — чеканит ледяным голосом ненормальный.
Да что это с ним вообще?
Девчонка переводит испуганный взгляд с меня на брата и почти бегом подскакивает прямо к нам.
— Мы дружим, Матвей. Уже несколько месяцев.
— Дружите?
— Да! Отпусти ее, я все расскажу.
Опалив меня устрашающим взглядом, Матвей, наконец, разжимает пальцы, позволяя сделать нормальный глоток воздуха.
— Придурок, — шиплю, быстро растирая щеки, чтобы не осталось синяков.
— Рот закрой! — летит приказ, а потом точно такой же в сторону Ланы. — Я слушаю. Каким, блядь, образом ты связана с Ри? И почему она в нашем доме?
— Рина поживет у нас немного, — несмело отвечает девчонка, тушуясь под напором сумасшедшего братца.
Боже, он реально её третирует. Цветущая девушка, знакомая мне вот уже несколько месяцев, прямо на глазах превращается в пожухлый лист. За что он с ней так?
— С чего вдруг ей у нас жить? Ты хоть знаешь кто это, Лана? Это грид-герл с трека.
— Я знаю.
— Знаешь? Тогда мне еще интереснее, что же тебя может связывать с местной шлюхой?
Ладонь сама взлетает и отвешивает подонку звонкую пощечину. Ярость шипит, пузырями лопаясь под кожей.
— Ты ничего не забыл, Матвей? Тебе-то как раз я не дала.
Не знаю, чего я ждала от такого психа как этот, но точно не того, что он вдруг схватит мою руку, больно её выкрутит и уложит лицом на стол, сваливая при этом один из бокалов прямо в тарелку с овощами.
— Я сказал рот закрыть, что непонятного? — тяжелое тело накрывает меня сверху и вдавливает в столешницу. — С тобой я разберусь потом. А сейчас, Лана, я даю последний шанс на объяснения. Иначе эта девка вылетит отсюда прямо в твоих брендовых вещичках. Да, не удивляйся, я узнал твои любимые джинсы.
Глава 15
Матвей
— Марине негде жить, — бросив в Ри взгляд полный сомнения, оправдывается мелкая.
Меня бесит, когда она общается хер знает с кем, полагая, что все вокруг на свете вдруг чудесным образом становятся её друзьями после пары дней общения. Малолетняя дура совсем не умеет разбираться в людях. Пару раз я видел сестру с университетскими блядями, потом в компании, привыкшей баловаться наркотой. Всякий раз подобная дружба заканчивается тем, что я выволакиваю мисс наивность и тупость за шкирку домой, а она вопит о том, что не даю ни с кем общаться.
Вот и сейчас. Кто такая эта Ри, блядь? Откуда она вообще взялась в наших краях? Одно знаю точно, девка хоть и пытается казаться недоступной, всем своим поведением показывает, что на самом деле из себя представляет. Мне вкусно с ней играть в выбранную игру “нагни и трахни”, но игра остается игрой. Мнимая дружба с мелкой меня не устраивает.
— И что? Ты решила побыть матерью Терезой и приволокла сбежавшую из дома сучку?
Глаза мелкой вспыхивают, но предупреждение в моих собственных гасит этот слабый огонь противоречия.
— Все не так. Марина помогла мне. Понимаешь, — запинается на мгновение, словно решаясь говорить или нет, Лана прикусывает губу и выпаливает: — Я разбила мотоцикл Дэна. Денег заплатить за ремонт не было, он предложил отработать грид-герл на треке, но я знала, что ты взбесишься. Была в отчаянии, не понимала как поступить, рассказала все Рине, и она предложила отработать за меня. А теперь я должна помочь ей! Не могу бросить, ты бы видел тот гадюшник, где она собиралась ночевать!
О.Х.Р.Е.Н.Е.Т.Ь.
Кажется, тишина не может быть еще более ощутимой. Даже Валя на кухне перестала греметь тарелками. Я даже почти не улавливаю смысла последних слов, застопорившись на моменте о байке и Дэне.
— Что ты, блядь, сделала?
Рявкаю и отпускаю прижатую к столу брюнетку. Ри, воспользовавшись случаем, быстро выпрямляется и отскакивает назад, пока я теперь уже хватаю за локоть дуру, с которой нас связывает один генный материал, и встряхиваю её.
— Какого хрена ты была на мотоцикле Дэна?
Зажмурившиеся веки должны бы ознаменовать о том, что ей больно, но мне, мать вашу, насрать.
— Мне больно.
— Будет еще больнее. Как ты связалась с Дэном?
— Матвей, отпусти ее, — без прежней уверенности вмешивается брюнетка, но я одним взглядом осаждаю неудавшуюся попытку помочь своей спасительнице.
— Не лезь в семейные дела!
Рина отшатывается, как будто я ударил ее наотмашь, и отступает на несколько шагов назад.
— Матвей, — младшая вся в комок сжалась, — я хотела научиться кататься, пошла на трек, там познакомилась с некоторыми парнями и девчонками. Одним из них оказался Дэн. Он предложил меня поучить за определенную плату.
— Натурой?
— Нет, что ты! Я платила ему своими карманными деньгами. А потом когда научилась, попросилась на трек, и он пустил.
С каждым произнесенным словом, меня кроет все сильнее. В висках начинает долбить, а фантазия уже в красках рисует, что я сделаю с этим мудаком.
