— Нужно. Но сомневаюсь, что он пойдет на это, — неуверенно отвечает Рыжий и чешет затылок.
Встречаюсь с острым взглядом голубых глаз, каждый раз действующим на меня подобно крупной дозе марихуаны. Тело становится ватным, неконтролируемым. Матвей оскаливается, и я точно знаю, что этот оскал сейчас адресован мне. Прикусываю губу. Никогда прежде ни один человек не вступался за меня.
Вот только злость на лице парня, стоило ему узнать о том, на что мне предстоит пойти, точно была не поддельной. А этот вопрос — спала ли я с Сережей… Его не задают просто так…
Меня скрутило в узел от осознания, что Матвей мог действительно пойти вместо меня только потому, что как он сказал «я ему интересна». И ведь ладно если бы это был не второй бой за вечер. Сейчас боец явно слабее после полученного удара в голову.
Не замечаю, как начинаю грызть ногти после начала боя. Митч лыбится довольный недавней победой и чувствует себя королем ринга. Это видно по его ликующему взгляду. Каждый раз, когда противник проходит вблизи от меня, так и хочется наброситься на него сзади и удержать, чтобы Матвей мог быстрее справиться с этим надменным козлом.
Когда Митч заваливает Кэша и валится на него всей своей тушей, мое сердце ухает вниз. Замирает, прекращая биться. «Давай же вставай»!
Можно было бы обмануть саму себя, заверив, что волнуюсь только из-за того, что если он проиграет и отключится, меня могут все-таки вытолкать на ринг. Но на самом деле кусаю губы и даже не дышу оттого, что вдруг осознаю, что парню может быть больно. Лицо Матвея краснеет со скоростью ускоряющегося пульса в моих венах. Желание оттащить от него кретина в красных шортах бьется о плашку отметки максимум.
Вот только Матвей действительно не из тех, кто сдается. Он, оттолкнувшись от пола, умудряется выкрутиться и теперь уже оказаться сверху на амбале. Сердце радостно подскакивает и ударяется о ребра.
Один удар в лицо черноволосого, второй, третий. Действуя, как машина, и совсем не считаясь с требованием организатора о сливе боя, Матвей буквально уничтожает противника. Зрелище не для слабонервных, но я, вопреки всем законам логики, ликую. Даже кажется визжу громче остальных, когда рефери объявляет его победителем.
Поворачиваюсь к Сашке, готовая наброситься на него с объятиями, чтобы разделить радость, но вместо ожидаемого торжества на лице его лучшего друга нечитаемое выражение. Толпа несется к Кэшу, отталкивая нас куда-то назад. Все о чем-то кричат, разного рода возгласы несутся со всех сторон. Я едва не теряюсь в этой вязкой массе, когда спустя какое-то время мою руку обхватывают и тянут в коридор. Затылок Рыжего мелькает впереди, пока он вытаскивая меня из водоворота скопища орущих и недовольных зрителей.
— Что происходит? — спрашиваю, оказавшись в коридоре.
— Они проиграли, — Саша отпускает мою руку и уверенно идет в коридор, а потом притормаживает и прикладывает палец к губам, давая знак вести себя тихо. Из приоткрытой двери доносятся мужские голоса, которые я тут же узнаю.
Мы останавливаемся и прижимаемся к стене, стараясь вести себя бесшумно. Что-то подсказывает, что этого разговора мы слышать не должны.
— Ты что о себе возомнил, сопляк? — грубо рявкает Мирон, если не ошибаюсь в имени. Но голос точно его.
— Я сказал, что сливать бой не стану.
— Ты хоть понимаешь, сколько бабла теперь мне торчишь, а?
Слышится удар ладонями по поверхности стола. Я щеку прикусываю. Все счастье от победы Матвея в мгновение рассеивается.
— Не ори! — голос парня хоть и не повышен, но отливает сталью. — Я знал на что иду и прекрасно отдаю себе отчет в том, что сделал. Половину я верну тебе частями, а вторую отработаю.
— Будешь драться за бесплатно?
— Да!
Что? Мысли скачут как блохи, а мне отчаянно хочется зайти к ним в кабинет и сказать, чтобы он этого не делал. Саша замечает мой порыв и предусмотрительно хватает за руку. Коротко качает головой.
— Серьезно? Ты готов драться за просто так? Понимаешь, сколько времени придется отрабатывать?
— На умственные способности никогда не жаловался, — сквозь зубы отвечает Матвей.
— Хм. Ну смотри, — довольный тон мужчины позволяет догадаться, что он счастлив такому расположению вещей. — Коли так, то я согласен. Только стоит ли та шалава таких жертв?
Вместо ответа следует глухой удар и последующий за ним стон.
— Я предупреждал.
Рычание Матвея не сулит ничего хорошего. Действуя скорее на инстинктах, я вырываю руку из захвата Саши и толкаю дверь в кабинет. Матвей оборачивается, а Мирон держится за глаз.
— Выйди, Ри!
— Поехали домой!
Уверенно шагаю внутрь, игнорируя угрожающий взгляд колючих глаз. Вина острой гильотиной висит над головой и грозится сорваться вниз, если я хотя бы не вытащу его отсюда. Эмоции этого ненормального можно пилой пилить и не добиться результата. Он, как бешеный волк, стремится на волю и готов рвать любого, кто скажет хотя бы что-то не укладывающееся в его голове.
— Выйди!
— Да, девочка, выйди. Отрабатывать долго тебе перед ним придется. — рискующий остаться еще и без зубов Мирон усмехается и сплевывает на пол. Матвей переводит на него черный взгляд, но я резко делаю шаг к нему и обхватываю шершавую ладонь пальцами. Тяну на себя.
— Домой, Матвей!
— Езжай домой, парень! — хрипло требует Мирон, смотря на него исподлобья. — Я прощу на этот раз. Но только потому что ты мне должен. А еще потому что знаю, что ты как никто отработаешь долг.
Слава Богам, Матвей поразмыслив несколько секунд, разворачивается и тяжело идет за мной. Обгоняет и теперь уже ведет меня за собой. Можно только догадаться, что могло бы произойти, не покинь мы помещения.
Восстановить дыхание получается только когда мы, забрав его вещи, выходим из душного зала, оставляя позади гул недовольных зрителей, и садимся в машину.
Матвей подкуривает сигарету и со свистом срывается по ночному шоссе. Желваки ходуном ходят, пальцы с силой впечатаны в руль. Он даже не оделся. Как был в одних шортах, так и поехал. От перчаток только избавился, бросив их в спортивную сумку. На правом плече ссадина, кожа, покрасневшая после боя. Удушающее желание провести по каждому синяку оказывается невероятных размеров.
Такие, как Матвей, не принимают факта когда им указывают, а теперь из-за того, что он вышел вместо меня на бой, да еще и выиграл его, говнюк напрямую зависит от организатора. Можно было бы конечно обвинить его в чрезмерной принципиальности и несгибаемости. Свалить все на то, что можно было легко слиться и все остались бы довольны. Но только я бы поступила точно также. В этом мы очень похожи. Идти у других на поводу самое жалкое, что может сделать человек.
— Рина, ты хотя бы когда-нибудь делаешь то, что тебе говорят? — грубый вопрос вырывает из размышлений. Матвей глубоко затягивается и выдувает носом дым, переключая скорость на четвертую.
