Как последний мудак, сменив мобильный, пялился на заученный наизусть номер и горел изнутри одним желанием: найти и размазать сучку. Меня подрывало от мыслей, что все то, что казалось настоящим, на самом деле не стоило и гроша ломаного.
Рина спотыкается, едва не падая, и вонзает ногти мне в руку в попытке удержаться и не свалиться на задницу. Ни хрена не чувствую. Ослеп нахрен. Оглох. Только ее глаза и пухлые губы, ловящие воздух. Дойдя до первого попавшегося поворота, сворачиваю в коридор и впечатываю стерву в стену.
Дикарка тяжело дышит, с ненавистью исполосовывая мое лицо своими осколками моей персональной бездны.
— Ненавижу тебя! — цедит сквозь зубы.
— Это взаимно!
Кончики пальцев хреначит током от искр, исходящих от мягкой кожи. Ладонь горит. Член вопреки тому, что я на грани, налился так, что еще немного и его разорвет к чертовой матери.
Опускаю глаза в разрез платья и мгновенно цепляюсь за торчащие соски. Накрываю один ладонью и выкручиваю. Блядь, что ж я так хочу ее? Шумно втягиваю носом запах, исходящий от ненавистного тела. Ри обдает меня рваным стоном, но тут же снова бьет по щеке. Скулу дергает, жжет, впрыскивая в кровь чистый яд.
— Не трогай меня, животное!
В мозгах замыкание происходит, отключая остатки здравого разума. Раздвинув коленом стройные ноги, задираю юбку и, схватив тонкую ткань трусиков, с треском дергаю их вниз. Ри, как дикая кошка, брыкается, царапая мою щеку ногтями.
Сучка свирепая. Ненавижу ее. Так сильно, что кости изнутри трещат. Игнорируя отпор, ловлю размалеванные красным губы и насильно проникаю в рот языком. Зараза кусает мой язык, нижнюю губу. Бьет по плечу, брыкаясь и шля проклятия, а меня изнутри жарит одним единственным желанием — оказаться внутри нее. Сделать так, чтобы стерва забрала свои слова обратно и заставить пожалеть о каждом из них.
Ладонью грубо отодвигаю ворот платья и по-хозяйски сжимаю грудь. Тело Рины пробивает дрожью одновременно с тем, как мое горло простреливает до боли знакомый хриплый стон. Вот таааак! Дааа!
Соскальзываю к ее промежности и, прижав собой к стене, вторгаюсь в горячее отверстие пальцем.
— И так не трогать? — в ответ острые ногти больно царапают мою шею, а стенки плоти туго сжимаются. — Кажется, ты прешься, Рииии! — добавляю второй палец, легко проскальзывающий внутрь благодаря обильному количеству смазки. — Врунья чертова!
— Ненавижу! — выстреливает мне в рот и тут же откидывает голову назад, стоит мне убрать пальцы и, быстро расстегнув ширинку, рывком протаранить ее собой.
Уже не соображаю чей это протяжный хрип. Мой или ее. Все перед глазами смешалось в наэлектрезованную кашу. Удерживая стройную ногу поднятой, без промедления начинаю трахать. Меня лихорадит. Чувствую, как вдоль позвоночника стекают капли пота от напряжения. Виной тому стонущая мне на ухо дикарка, которая больше не брыкается и не старается оттолкнуть. Цепкие пальцы на моей шее, горячее дыхание обдает ухо. Мне кажется, я схожу с ума. Улетаю куда-то, где не бывал даже под дурью. Я с этой стервой как на игле. Изнутри трясет, шкварит и раздирает.
Ненавижу ее. Хочу. Хочу, как дурной. Чокнутый, помешанный. Она моя паранойя. Вспыхнувшая, как вирус, и определенно грозящая стать хронической. Никогда так не был помешан на бабе, как на этой дикарке.
— Ри, — обхватываю зубами мочку уха и делаю резкий толчок вперед, проникая в нее до самого основания. Рина всхлипывает. — Течешь ты тоже из благодарности?
Вместо ответа стерва в третий раз со звоном прикладывается ладонью к моей щеке. Из горла вырывается неконтролируемое рычание. Поясницу простреливает, а по ногам стремительно несется судорога.
— Говнюк!
— Сучка!
Сгребаю растрепанные волосы в кулак и, запрокинув ее голову назад, вколачиваю член в горячую истекающую влажность. Меня закручивает в потемневшие глаза напротив. Ри не отводит взгляд. На каждом толчке дергается и кусает губы. Орать хочет, но из принципа не станет. Зараза!
— Эй… — слева вдруг доносится голос мудака, оставленного нами за столиком.
Синхронно поворачиваем головы.
— Нахрен пошел, — рычу, крепче прижимая к себе Рину.
Придурок на мгновение теряется, но обнаружив на лице Рины печать неприкрытого наслаждения, разворачивается и сваливает.
— Чтоб больше лапы свои на тебя не ложил, поняла меня?
Дикарка стонет, цепляясь за мои плечи, и начинает содрогаться, сдавливая мой член собой так сильно, что у меня искры из глаз сыплются.
Поясницу прошибает высоковольтным электричеством как раз, когда я достаю себя из нее и с сиплым шипением кончаю прямо на бедро. Кровь с шумом несется по венам, уши заложило, а сердце дубасит в грудную клетку. Такое, блядь, у меня впервые. Запах Рины оседает в легких, а ее сбившееся дыхание ласкает слух. Пусть что хочет говорит, но это… Это было по-настоящему.
Упираюсь лбом в ее, готовый прямо сейчас сгрести ее в охапку и отвезти домой. Побегала и баста!
Но когда отвожу руку, все это время сжимающую волосы, вдруг замечаю на покрасневшей шее темные следы. Точно не мои.
Что за нахрен?
Резко дергаю лямку платья вниз, мгновенно трезвея. Ри ведет плечом, но я не пускаю. Медленно поднимаю взгляд и отстраняюсь. Машинально застегиваю ширинку. Сердце спотыкается и со свистом останавливается.
— Это он? — секунда… две…три… Кажется, мир вокруг замер в ожидании ее ответа, — Он? — рявкаю, не в состоянии больше ждать.
— Он.
Рука инстинктивно взлетает, и я, размахнувшись, со звонким шлепком приземляю ладонь в стену, прямо рядом с головой сучки.
— Ну ты и дура, Рина!
Отшатываюсь назад, понимая, что то, что сейчас мной овладевает не что иное, как состояние аффекта. Глаза затягивает пеленой, внутри пузырится серная кислота. Опускаю глаза на следы своей спермы на ее ноге.
Закидываю руку за спину и стаскиваю через голову футболку, чтобы швырнуть в нее.
— Вытрись!
Разворачиваюсь и не оборачиваясь спускаюсь вниз. Мне, блядь, надо свалить, иначе я ее убью.
Глава 36
Марина
— Эй, — кричу вслед удаляющейся фигуре Матвея.
То, что сделал только что этот ублюдок, не делал никто и никогда. Меня еще ни разу в жизни не окунали в грязь настолько глубоко. Я пошла за ним следом, едва не переломав ноги на ходулях Вики.
Выскочив на улицу, тут же нашла глазами уходящего прочь говнюка. Меня понесло вперед невидимой силой отчаянной ярости.
— Матвей, мать твою! — слова даются сипло, потому что горло свело судорогой.
Сволочь даже не останавливается. Тяжелым шагом прет вперед.
Оступившись, психую и, наспех расстегнув застежки, сбрасываю чертовы туфли. Теперь идти намного легче. В несколько шагов догоняю ублюдка и швыряю ему в спину его гребанную футболку.
