В следующую минуту Эдисон понял, что погорячился, так как незнакомец ребром ладони резко ударил его по шее.
— Если будешь хорошим мальчиком и расскажешь мне все что надо, я оставлю тебя в покое. Начнешь сопротивляться — пеняй на себя. Я дам тебе минутку подумать, а то скажешь потом, что, мол, тебя лишили выбора.
Эдисон смекнул, что положение его гиблое, и что лучше рискнуть и сказать, что хочет этот придурок, чем сдохнуть.
— Ну, — неохотно выдавил Эдисон. — Чего надо?
— Кто играл в ножички на стройке?
— Не понял, на какой стройке?
— Повторяю еще раз: кто зарезал, как свиней, одиннадцать армян, а двенадцатому отрубил руку? Или ты здесь ни причем?
— Это местные разборки…
— Это мы уже слышали, — сказал незнакомец и разочарованно вздохнул. — Не хочется, а придется.
И Эдисон почувствовал, как чужой ботинок оказался у него на шее и начал давить не хуже пресса.
— Стой! Стой!
— О как! Вернулась память?
— Я могу выдать их!
— Вот это уже другой разговор.
Незнакомец убрал ботинок с шеи Эдисона, и тот сразу же потер ее руками. Багиров понимал, что сопротивляться не имеет смысла. Даже если предположить, что он ударит незнакомца и попытается добраться до спальни, где в тумбочке лежит пистолет, то этот тип гораздо раньше выпустит в него парочку пуль. Предположения Багирова тут же подтвердились, так как вместо ботинка в его шею уперся холодный ствол пистолета.
— Я понимаю, что тебе очень неприятно, так что давай закончим разговор побыстрее. Почему ты убил людей на стройке?
— Я не убивал. Армяшки затевают что-то крупное. Я пока не знаю всех подробностей. Мне известно, что армяне наехали на нас. Босс был в бешенстве.
— Кто приказал им это сделать?
— Назим Аскеров. Он сказал, что мы предупредим армяшек. Замочим всех на стройке.
— Там был один чиновник Сукиасян. Почему вы отрубили ему руку?
— Это предупреждение.
— Тебе знаком Орбели?
Багиров слышал об этом армянском бизнесмене, который жаден не по карману. Эдисон сам бы разобрался с ним, но не мог, так как, по слухам, у Орбели была солидная крыша во властных структурах, он был связан с некоторыми преступными группировками.
— Нет. Не знаю его.
Незнакомец устало вздохнул и наконец-то — к явному облегчению Багирова — убрал пистолет.
— Ладно, не дергайся. Предупреждаю на будущее: больше никаких армянских трупов. Иначе сам поедешь в морг. Ты все понял?
Багиров, нервно сглотнув, кивнул. Незнакомец, тихо скрипнув дверью, ушел, а Багиров все еще долго лежал на ковровой дорожке, не в силах подняться. С этого момента он решил ходить только с охраной.
* * *
Если бы Георгий Сукиасян догадывался, каким адом обернется для него эта встреча, он послал бы куда подальше и Орбели, и всех тех, кто затянул его в эту кашу. Ему все равно, кто они такие, но так обращаться с собой он никому не позволит.
Он очнулся, лежа на столе. Пахло кровью и еще чем-то гадостным. Чем именно, он разобрать не мог. Губы его пересохли и чуть ли не склеились от жажды. Лежа в кромешной тьме, он не сразу сообразил, где находится. Пошевелившись, он ощутил адскую боль и закричал.
И тут к нему вернулась память. Он вспомнил, как резко открылась дверь, вбежали налетчики и набросились с ножами на рабочих, как он сидел в углу, парализованный страхом, как его взяли за шиворот, словно пугливого котенка, и положили на стол.
Снаружи шел сильный ливень. Дождь яростно барабанил о жестяную крышу барака.
Сукиасян осторожно попытался подняться. Он чувствовал свои ноги, боль в животе, шею, но что-то странное происходило с рукой. С правой рукой. Сукиасян левой рукой попробовал коснуться правой, но вместо этого коснулся грубо обрезанного рукава пальто.
Его обуял страх. Он снова закричал, сколько было сил в легких, кое-как сполз со стола и тут же споткнулся обо что-то тяжелое и мягкое. Согнувшись, Сукиасян разглядел, что под ногами лежит чье-то тело.
Ему тяжело было свыкнуться с мыслью, что он потерял руку, но еще более страшной была мысль о том, что, если он замешкается, его заберут менты, и тогда он точно не жилец. Орбели избавится от него как от ненужного предмета.
Сукиасян то и дело натыкался в темноте на трупы. Шаря левой рукой, он пытался найти деньги и весь извозился в крови. Он ползал на коленях и искал этот чертов пакет, но его нигде не было. Вот-вот приедет милиция. Нет, конечно, он мог бы задержаться, но что тогда получится?
Мобильный телефон, к счастью, оставался в кармане, поэтому Сукиасян сразу же позвонил шоферу. О том, чтобы вызвать такси или поймать попутку и речи не могло быть. Его в таком виде запомнит любая собака. Ну, ничего, он оклемается, выживет назло этим ублюдкам, а потом узнает, кто это сделал и собственноручно отрежет этому подонку голову.
Шофер пообещал скоро приехать. Сукиасян открыл дверь барака, неуверенно толкнув ее от себя, споткнулся на пороге и упал в грязь. Адски ныла рука. Сукиасян, сам того не заметив, начал бредить. Он шевелил губами, лежа в грязи, и, кажется, у него начались зрительные галлюцинации.
Шофер, увидев Сукиасяна в таком состоянии, по-идиотски предложил ехать в больницу, на что Сукиасян послал его на три буквы и потребовал аптечку. Шофер пыхтел от волнения, так как, наверное, впервые оказывал первую помощь. Сукиасян болезненно морщился и громко матерился, пока шофер обрабатывал ему рану и наконец кое-как обмотал обрубок руки бинтом.
На лбу у Сукиасяна выступили мелкие бисеринки пота. Он страшно вспотел, его била дрожь, и к тому же на него навалилась сильная слабость. Сукиасян подумал, что это все от потери крови, и приказал себе держаться до последнего.
Шофер отвез его в гостиницу. Там Сукиасяну не задавали лишних вопросов, благо шофер дал свой серый плащ, под которым не было видно обрубка. Сдерживаясь на рецепции, чтобы не выдать своих ощущений, Сукиасян плашмя рухнул на кровать в номере, забыв о руке, и от резкой боли снова потерял сознание.
Сукиасян тупо лежал на кровати до самого утра, пытаясь заснуть, но у него ничего не получалось. Мешала боль и мысли в голове. Сукиасян знал, что Орбели просто так его не оставит, не войдет в его положение и не простит потерю денег, а, скорее, наоборот, потребует вернуть эти двести штук. Где Сукиасяну их взять? Он не сомневался, что кто-нибудь уже сообщил о случившемся в ментовку, а те все обыскали. И, понятное дело, забрали деньги как улики.
В номере было темно. Жалобно скрипел матрас, когда Сукиасян беспокойно ворочался. В этом дешевом грязном клоповнике он чувствовал себя в безопасности. Никто не будет его здесь искать, разве что Орбели, которому уже наверняка все доложил этот туповатый шофер.
