Забродов прихлебнул крепкий кофе и почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло.
— С ними и базарить не надо. Я все устрою. Отпустим двух азеров под подписку о невыезде и сообщим тебе, где их встретить, взамен ты дашь мне имена своих стрелков.
Гарик молча допил кофе, и когда Забродов уже собрался уходить, внезапно согласился.
«Что ж, порадую Сорокина, — подумал Илларион. — Пусть придумает что-нибудь, чтобы отпустить тех головорезов из следственного изолятора. Зато одним выстрелом убили двух зайцев. Два дела сразу закрыты».
Обменявшись информацией с Гариком, Забродов, насвистывая веселый мотив, сел в лифт и спустился на первый этаж, где его нетерпеливо поджидал дотошный консьерж.
Тарас Валерьевич метнулся к нему со сложенным пополам тетрадным листком и пламенной речью. Помимо этого, он в качестве благодарности за выполнение просьбы всучил Забродову бутылку водки, несмотря на то, что тот всячески отнекивался.
— Москалям я не помогаю, — категорично заявил старик. — А своим всегда с душой.
Поблагодарив старика, Илларион вышел во двор. Вырубленный охранник мирно почивал на посту.
Глава 7
Сорокин уже несколько дней не ночевал дома, увязнув в версиях и тактиках в своем кабинете. Голова шла кругом. Иногда, когда припекало со всех сторон, он чувствовал себя каким-нибудь станком, который автоматически выпускает детали. Все-таки это щекотливое дело — сажать человека в тюрьму, а начальство вечно торопит, вечно ему мало.
«Это, наверно, для того хотят выслужиться, — подумал Сорокин, — чтобы потом выбить себе золотую ванну в кабинет. Получается, что я сижу тут как пешка, сажаю в тюрьмы, главное, чтобы побольше, а им нужна эта чертова ванна, и абсолютно все равно, кого посадят и за что. Главное, чтобы не было “глухарей”».
Он раздраженно отбросил ручку в сторону. Она покатилась по столу, заваленному исписанными бумагами, и упала, ударившись о паркет. Сорокин даже не шевельнулся, сжав виски руками. Было такое ощущение, что на голову надели жестяное ведро и стучали по нему молотком.
За ночь он выпил не меньше пяти чашек кофе и выкурил полпачки сигарет и все равно не мог успокоиться, тревожась за два уголовных дела, которые нависли над ним дамокловым мечом. Над ним сейчас вообще все нависло. Жена с тещей в том числе. Они словно сговорились, почему-то решив, что Сорокин не ездит на дачу и совсем там не работает, потому что ленивый, и его отговорки по поводу занятости и начальства не принимаются, и в эти выходные он непременно должен ехать на дачу собирать яблоки. Сорокин отчаянно сопротивлялся нападкам жены и тещи. Они, объединившись, давили на полковника изо всех сил. Он и не выдержал, вдрызг разругался с тещей, следовательно, и с женой, в голове которой не укладывалось, что вообще-то сейчас Сорокин озабочен другими проблемами, нежели облагораживанием этой дачи. Он бы продал ее ко всем собакам, только бы перестала пилить жена.
И с непечатными выражениями, мысленно костеря весь свет за свою тяжкую долю, Сорокин возвращался к работе, которая имела тенденцию не то, чтобы к уменьшению, а наоборот. Полковнику часто казалось, что чем больше он работает, тем больше появляется новой работы. И несмотря на всю сложность ситуации, вне этой службы Сорокин не видел себе применения и со страхом ожидал приближения пенсии, предчувствуя, что жена с тещей на пару запилят его до смерти. Уж лучше быть на уголовном конвейере, чем каждый день выслушивать приказы жены, что пора бы посадить чеснок да собрать яблоки. В связи с этим прессингом у Сорокина иногда появлялись криминальные мысли. А что, если взять, да поджечь эту дачу, чтобы все сгорело дотла?
Сорокин вставил в рот сигарету и собрался щелкнуть зажигалкой, как дверь в его кабинет открылась и вошел начальник.
— Курим на рабочем месте? — недобро ухмыльнулся в густые усы генерал-лейтенант милиции Прохоренко.
Сорокин проворно поднялся и сунул сигарету в карман брюк.
— Никак нет.
— Как продвигается расследование?
«Нашел что спросить! Чувствует, сволочь, что никак оно не продвигается, вот и хочет меня поддеть, показать свою власть, что, дескать, я, Сорокин, столько лет работаю в органах, а все еще, по сравнению с ним, генералом, салага», — раздраженно подумал полковник.
— Я активно работаю в этом направлении, — бодро отрапортовал Сорокин, надеясь своим тоном убедить Прохоренко, что на самом деле все хорошо.
— На твоем месте я бы следил за своими выражениями, — насупился Прохоренко. — Я не знаю, чем ты тут занимаешься, но два убийства пока не раскрыты! Меня осаждает пресса! Всем нужен результат! Одному тебе, кажется, все равно! Так вот, Сорокин, помни, что если ты не раскроешь эти дела, пойдешь отсюда как миленький, по собственному желанию! Цацкаться с тобой я не собираюсь!
В общем, худшие ожидания Сорокина оправдались, и генерал-лейтенант устроил настоящий разнос, то ли стараясь унизить Сорокина, чтобы он знал свое место, то ли нарочно его подстегивая.
«Лучше бы поинтересовался, какие у меня сложности», — раздраженно подумал Сорокин.
Сорокин стоял навытяжку и нетерпеливо слушал монотонно-угрожающую речь Прохоренко.
— Даю тебе два дня на поимку убийц! Не найдешь — пеняй на себя! Я тебя, Сорокин, покрывать не буду!
Высказавшись, генерал-лейтенант круто повернулся. Сорокин вздохнул, мысленно послав его далекодалеко.
— И вот что еще, Сорокин, — Прохоренко посмотрел на полковника хмурым взглядом, не внушавшим ничего хорошего, разве что дисциплинарное взыскание. — Пакет с деньгами ты должен вернуть его владельцу.
— То есть… — Сорокин, позабыв о всякой осторожности и субординации, возмутился: — Это же доказательство по уголовному делу! Как я его верну!
— Точно так же, как и взял. Это не обсуждается, — осек его Прохоренко и вышел за дверь.
Появление генерала, да еще с таким неуместным и, скажем откровенно, нелепым требованием, абсурдность которого — Сорокин не сомневался — Прохоренко понимал, вызвало у полковника хаос в мыслях и полную разбалансировку нервной системы. Он отшвырнул ручку в сторону, не в силах сосредоточиться ни на одной из версий.
«Никогда бы не подумал, что генерал-лейтенант Прохоренко из своего же ведомства будет вставлять мне палки в колеса. Но что делать с этими деньгами? — Сорокин задумчиво посмотрел в окно. — Пока я держу этот пакет, у меня есть пускай мизерные, но все-таки шансы раскрыть это убийство. Как только я его отдам, то все концы в воду. К тому же Прохоренко непрозрачно намекнул, что я должен воздержаться от следственных действий с тем, кто придет за чемоданом. И я уверен, что за этим чемоданом придет или сам однорукий, что маловероятно, а, скорее всего, его посыльный, и что эти деньги не предназначены для каких-то честных целей. И все как обычно: я выхожу на самое интересное, но ничего не могу сделать. Против генерала я однозначно не попру: сразу же автоматически потеряю работу, уйду отсюда с позором и без пенсии к теще и жене».