— Коньяк, если можно, — небрежно улыбнулся Борынец.
Он подготовился к встрече с Орбели со всей тщательностью и прошел все круги косметического ада. Борынец как никто другой знал, что в работе агента ФСБ мелочей не бывает, и если нужно вжиться в определенный образ, то он должен учесть каждый нюанс, чтобы его игра не развалилась как карточный домик в самый неподходящий момент.
Борынец подстригся, сделал маникюр, ему подровняли брови и повыдергивали из ноздрей торчащие волосы. После этого Борынец поехал в Столешников переулок и принарядился. Учитывая тот факт, что владельцев всех этих бутиков он давно держал на коротком поводке, зная, что таким образом они всего лишь отмывают деньги, дорогие вещи достались ему почти что даром.
Когда с внешним видом было покончено, Борынец перешел к психологии, репетируя дома перед зеркалом. Поза, жесты, мимика, жестикуляция, тембр, темп, интонация — все это имело крайне важное значение.
Он старался не смотреть пристально на Орбели, чтобы тот не уловил в его взгляде чрезмерного любопытства. Но похоже, Орбели ни о чем не догадывался и вел себя естественно. Он плеснул себе и Борынцу коньяка.
— За процветание вашего бизнеса, — сказал Борынец и не мешкая опустошил рюмку, чуть поморщившись. — Отличный коньяк.
— Благодарю, — ответил Орбели. — Пятнадцатилетней выдержки. Из погреба моего деда.
— Настоящий армянский коньяк… Аромат, букет… Вот это, я понимаю, качество, — заметил Борынец, продолжая вертеть в руке бокал. — Не то что здесь продается.
— Спасибо… — Орбели внимательно смотрел на Борынца, взглядом спрашивая: «Зачем пришел».
— Ваша компания очень успешна на рынке, и я подумал, что мое предложение может вас заинтересовать.
— Каким образом?
— Наша компания специализируется на изготовлении керамической плитки по итальянским технологиям. Мы продаем через дилеров физическим лицам и напрямую крупным строительным организациям.
— Я думаю, мне придется вас разочаровать, — вкрадчиво ответил Орбели.
— В каком смысле? — Борынец изобразил непонимание, чувствуя, как внутри его распирает от злорадства.
— Дело в том, что у нас уже есть поставщик, с которым мы давно сотрудничаем, и он полностью устраивает нашу компанию.
— Я вас понимаю. Но наши цены могут быть вам интересны.
— Спасибо, думаю, что не стоит. — Орбели посмотрел на часы. — А теперь, извините, мне надо ехать.
— Стой, сволочь! — тихо и зло приказал Борынец.
— Что-что? — переспросил Орбели, брови которого сложились домиком.
— Что слышал, — отрывисто сказал Борынец и непослушными пальцами раскрыл портфель. — Здесь копии документов, за которые вы заплатите мне пять миллионов долларов наличными.
Все пошло не так, как планировал Борынец. Он хотел сделать длительную прелюдию и, когда напряжение достигнет своего апогея, один за другим выложить все козыри, но Орбели его опередил, вежливо порекомендовав убираться вон. План его действий скомкался, и поэтому Борынец сразу раскрылся. Он небрежно бросил бумаги на длинный и широкий стол Орбели. Тот и не шелохнулся. Орбели придвинулся к столу, открыл нижний ящик и достал оттуда один-единственный лист бумаги и подвинул к Борынцу.
— Ознакомьтесь.
Борынец почувствовал, как его против воли начала сотрясать дрожь. Он не верил написанному, но то, что там было, являлось не выдумкой чьего-то больного воображения, а самой что ни на есть кошмарной правдой. Читая, Борынец чувствовал на себе цепкий и волчий взгляд Орбели.
— Надеюсь, мне не нужно вам объяснять, что может случиться, если я направлю эти документы по нужным каналам, — тихо сказал Орбели.
Борынца пробил пот. Он не мог понять, откуда у Орбели взялась эта информация, когда он так шифровался, так следил за своей безопасностью и, казалось бы, предотвратил все возможные утечки.
— Нет. Все… все…
— Все хорошо, — кивнул Орбели. — Все будет хорошо до того момента, пока ты будешь выполнять мои поручения. Если начнешь заниматься самодеятельностью, то будешь наказан. Я понятно изъясняюсь?
Борынец еле сглотнул. Ему казалось, что в горле у него застрял ком и он сейчас подавится.
— Вот и отлично, — улыбнулся Орбели. — Ты свободен. Когда я тебя вызову, тогда и придешь. Сам здесь не появляйся. Можешь идти.
Борынец машинально поднялся и вышел из кабинета Орбели, находясь под тягостным впечатлением, которое оказал на него единственный лист бумаги. Он прекрасно понимал, что вся его карьера, да жизнь тоже, все теперь находится в распоряжении Орбели. Он может погубить его одним взмахом руки, и все прегрешения Борынца станут достоянием общественности, а он превратится в мерзавца, которого возненавидит вся Россия.
Сам не свой Борынец зашел в лифт и неверной рукой ослабил галстук, стягивавший горло удавкой. Его сотрясала мелкая дрожь. Такого он не мог представить себе даже в самом худшем кошмаре. Неужели все… все станет известным его шефу? В таком случае вместо виллы и «бентли» его ждут вполне тривиальные нары и длительный тюремный срок, если он доживет до его конца и его не замочат в тюрьме…
* * *
Встреча с кандидатом в президенты оставила у Иллариона тягостное впечатление. Ему всей душой не нравился этот самовлюбленный напыщенный политикан, который лез из шкуры вон, чтобы только прорваться к власти. Волей судьбы ему, Иллариону, было суждено влезть в это грязное политическое болото и, словно в насмешку, он должен был вершить среди этого дерьма справедливость.
«А что такое справедливость? Трудно выдать ответ с кандачка. Каждый вкладывает в понимание справедливости свой смысл. По мне, — размышлял Илларион, — так упек бы в одну камеру всех этих Коротковых, Орбели и прочий воинствующий сброд. Посредственность посредственностью, а что из себя мнят, сволочи. Всем им дай денег и власти, а простых людей растопчут, как стадо ошалевших слонов. И чувствую я, что если не остановить Орбели, то он натворит еще всяких гадостей, да таких, что на всей России аукнется. Такие дела обстряпываются втихую, чтобы никто ничего не знал, и больше всего такие подонки боятся огласки и «жареных» фактов. А факты — они всегда есть, просто их нужно хорошо поискать и откопать. Копать я умею и уже накопал прилично. Хорошо хоть Кещян не показывается. Залег на дно, наверно, разведчик хренов».
Размышляя о своей нелегкой жизни и грустной судьбе русского народа, Илларион незаметно для себя самого нашарил во внутреннем кармане осенней куртки пачку сигарет. Франтовато зажав сигарету в уголке рта, он поднес к ней трепещущий огонек зажигалки и закурил, выпустив два небольших клуба дыма. На лобовом стекле появились первые капли дождя.
«Сколько можно, — проворчал про себя Забродов, включая стеклоочистители, — все льет и льет, как из ведра прямо. И когда наладится эта погода? Какой-то питерско-лондонский климат. Дождит и дождит».
