Даже по поводу недавнего события, которое потрясло всю Третьяковку, — внезапной гибели Болдигова — она не сказала ни единого слова. Кроме разве что дежурной фразы: «Ну, полиция, наверное, во всем разберется».
Ее, казалось, вообще не интересовало ничего, кроме работы. Директор галереи, его замы и покойный уже Болдигов считали Гигину идеальной музейной смотрительницей. Добросовестной, спокойной и совсем не амбициозной. Хотя казаться такой стоило Бигиной огромных усилий.
Размышления о жизни нахлынули на нее очень некстати. Пора было собираться на работу. Лидия Михайловна быстро допила чай и отправилась наводить марафет. На это ей требовалось никак не меньше двадцати минут.
Гитина взяла себе железное правило: появляться на работу только в самом лучшем виде. Макияж, прическа, одежда с иголочки.
— Ты, Михайловна, видно замуж собралась, — то и дело подтрунивали над ней коллеги.
Лидия Михайловна стала перед резным трюмо и открыла свою косметичку. Роскошное трюмо не вписывалось в скромные интерьеры ее однокомнатной квартиры. Эта вещь как будто была из другого мира и стоила совсем других денег. Зарплаты смотрительницы на подобную мебель никогда бы не хватило. Трюмо было самой любимой вещью Лидии Михайловны и единственным напоминанием о прежних временах. Все остальные напоминания были конфискованы по решению суда. А трюмо как раз отдали в починку, и поэтому про него чудом забыли.
Вот и сейчас она с удовольствием осматривала этот сувенир из прежней жизни. Открыла выдвижной ящик, заглянула в тумбочку. Задняя стенка была толще, чем все остальные. Гигина постучала по ней и услышала глухой звук.
Когда марафет был уже почти закончен, Лидия Михайловна вдруг вспомнила, что ей надо сделать важный звонок, но времени на это уже не оставалось.
— Ладно, — решила она. — Лучше в машине.
Через пару минут Гигина оказалась за рулем своего старого «гольфика». Водить машину, причем с порядочной скоростью, тоже входило в число ее старых привычек, унаследованных из прошлой жизни.
Гигина завела мотор и вскоре растворилась в потоке спешащих на работу москвичей.
* * *
Будильник зазвенел, как всегда, некстати. Майор уголовного розыска Алексей Колбышев с трудом поднял свое тело с огромного, шириной больше двух метров, дивана (в народе такие называют «траходромами»), сунул ноги в тапки и отправился в ванную.
«Да, а Петруччио так и не появился, — подумал он. — Или на пати загулял, или…»
Но утро трудового дня — не самое подходящее время для мрачных мыслей. Колбышев силой воли отогнал их прочь.
В ванной было прохладно и неуютно. Он набрал в пригоршни холодной воды, глубоко вздохнул и поднес руки к лицу. Вода оказалась не только холодной, но еще и мокрой. Колбышев по-девичьи взвизгнул. На его лице за прошлые сутки уже образовался легкий пушок. Значит, перед службой следовало побриться.
Взяв в правую руку баллончик пены для бритья, майор стал строить планы на сегодняшний день. Часам к двенадцати придется ехать на опознание. Какой-то очередной бомжара с двенадцатью колотыми и черепно-мозговой.
Неофициальный план раскрываемости по их отделу на этот месяц был выполнен. Колбышев в кои-то веки мог вздохнуть спокойно. А тут это долбаное опознание!
«И как раз перед обедом! — покачал головой Колбышев. — Надо кого-нибудь из салаг отправить, например лейтенанта Васина. Хотя нет, я ж ему вчера уже одно дело сплавил, тоже со жмуриком. А может, Сереге дерьма подложить?»
Окончив бритье, майор еще долго смотрел на себя в зеркало. Увиденное его не радовало. Над причинным местом свисала огромная трехступенчатая складка. На по-женски пухлых грудях снова появилось несколько бесцветных волосинок. А лысина со вчерашнего утра, казалось, немного выросла в размерах.
Колбышев подумал, что такое тело, как у него, вряд ли способно вызвать порыв страсти и желаний. Впрочем, похожие мысли приходили к нему каждое утро, и спасения от них не было. С каждым годом жизни ситуация только ухудшалась. Майор был человеком взрослым и трезвомыслящим. Поэтому он понимал, что любовь может обеспечить ему не только красота.
23-летний мачо по кличке Петруччио вряд ли испытывал к Колбышеву горячие чувства, но тем не менее он ночевал вместе с майором — на огромном диване, купленном в счет премии на День милиции.
Прошлая ночь была исключением — впрочем, не таким уже и редким за последнее время. Петруччио снова не явился. Майор до полуночи упрямо набирал его номер, но в трубке раздавалось одно и то же: абонент недоступен.
«И куда же этот паршивец запропастился?» — зло подумал Колбышев.
Он прекрасно знал, чего хочет от него этот юный мачо. Большинство таких пареньков хотят только одного — денег. Мачо любят дорогую выпивку, посещают тренажерный зал и салон красоты, одеваются в бутиках. Но зарплаты майора полиции на предметы роскоши не хватало. Благо иногда появлялись неплохие халтурки. Одна из них в одночасье принесла Колбышеву пятьдесят тысяч долларов. Но это было полгода назад. От кейса с ровными пачками сотенных купюр остался один только кейс, совершенно пустой. Главной покупкой, которую позволил себе майор за эти деньги, был как раз новый бойфренд.
Аппетиты Петруччио увеличивались с каждым днем. Последней зарплаты Колбышева ему хватило на один поход в казино.
Майор знал, что, как только денежный поток иссякнет, любовь сразу пройдет и помидоры завянут. Объяснять любовнику, что деньги не растут на деревьях, было делом бессмысленным. И если не Колбышев, то это будет кто-то другой. Майор меньше всего хотел в один прекрасный день остаться на своем диване в гордом одиночестве. Такая перспектива пугала его больше смерти. Он выполз из ванны и снял с вешалки свежевыглаженную белую рубашку. Времени было уже полвосьмого — пора бы и поспешить.
Майор повязал галстук, пристегнул кобуру с табельным оружием, накинул сверху пиджак. Затем отправился в прихожую и наклонился, чтобы почистить туфли. В этот момент стальная дверь вдруг легонько скрипнула.
«Это еще что за фокус? — удивился майор. — Неужели Петруччио?»
Догадка тут же подтвердилась. На пороге стоял юный бойфренд, а если выражаться точнее, почти стоял. Его ноги заметно подкашивались.
— Привет, пупсик! — весело поздоровался Петруччио. — Как спалось?
— Хреново, — не сдержал своих чувств майор. — А ты где шатался?
— Да так, взгрустнулось мне что-то. Развеялся малость. А в «Голубой курице» как раз знакомый диджей выступал. Та-акой мальчик аппетитный…
После этих слов майор был готов прикончить свою пассию прямо из табельного оружия, но вовремя взял себя в руки и всеми силами старался не проявлять чувств. Было понятно, что Петруччио сознательно его провоцирует. Он это делал всегда и по любому поводу.
— А позвонить нельзя было? — нахмурился Колбышев.
— Аккумулятор сел, — неумело «признался» Петруччио, даже не пытаясь выдать ложь за правду.
