Дверь распахнулась, и мы оказались в столовой или гостиной, мне трудно сказать, как правильно называется то место, куда мы попали. Но уж точно на маленькую комнатку оно не тянуло. Скорее зал… Широкие окна, тяжелые шторы, зеркала в старинных бронзовых рамах. Пара солидных диванов со слегка потертой обивкой, длинный стол, стулья с гнутыми высокими спинками. Даже камин был. В углу, со всеми полагающимися каминными штучками. И несколько картин на стене – одинаково темных, потрескавшихся, с проступающими сквозь тьму веков благородными знатными физиономиями в кружевах и бархате. Стало даже как-то неловко за свои джинсы и кофточку. Для полного соответствия интерьеру на мне должно быть как минимум пышное платье с декольте, чтобы соответствовать, да.
Я растерянно покосилась на Юрия Витальевича. А он-то во что одет? Хоть убей – не помню. Он так набросился на меня у входа со своими поцелуями, что я даже не смогла его хорошенько рассмотреть. Разве что ощупать… М-м-м… Так, стоп, сейчас не об этом! И все-таки проверять, нет ли на нем камзола, точно не пришло мне в голову.
Но нет, к счастью, он был всего лишь в майке и джинсах, почти как я. Майка, вот оказывается, что так мялось под моими пальцами… Почувствовав, что мысли потекли снова не в том направлении, я поспешно отвернулась от Юрия Витальевича и принялась смотреть по сторонам.
Да уж… Полумрак, антикварная мебель – почти как в музее. Разве что не хватало тетеньки у входа и красных веревочек, ограждающих ценные экспонаты от наглых посетителей. Хотя нет… Было во всей этой королевской обстановке что-то такое… такое… Неуловимое, невнятное, еле заметное… И в том, как стояли стулья, и в брошенной на диван стопке газет, и в кресле, криво придвинутом к камину – во всем этом ощущалась какая-то небрежная простота, обжитая и уютная. И становилось ясно, что дорогущий стул куплен не потому, что он антикварный, а потому, что понравился, например, или на нем удобно сидеть. И если бы было удобнее сидеть на табуретке – хозяин бы ее сюда приволок и поставил. Представив себе Юрия Витальевича на табуретке возле роскошного камина, я невольно хихикнула. Мысленно добавила ему в руки кочергу, в камин пару печеных картофелин – а что, он же любит картошку – а на подбородок след сажи… Картинка получилась смешная и… милая. Настолько милая, что сладко сжалось внутри. Я сглотнула и перевела взгляд на стол.
Большой круглый стол, за которым запросто бы разместились все рыцари короля Артура и еще десяток-другой гостей, был накрыт на двоих. Тяжелые шторы скрывали нахальный дневной свет, а в кованых подсвечниках горели свечи. Я словно попала в какой-нибудь фильм или книгу о веках этак пятнадцатых или шестнадцатых… Или восемнадцатых? Я, если честно, в истории не очень.
– Прошу оказать мне честь и разделить со мной эту скромную трапезу! – торжественно сказал Юрий Витальевич, отодвинул тяжелый стул с высокой спинкой (тоже очень антикварный) и предложил мне сесть. Я оценила и великолепную фарфоровую посуду, и великолепные магазинные нарезки, и оливки с огурчиками. От всего этого великолепия я нервно хихикнула.
– И что, сейчас вереницей будут заходить слуги и вносить яства? – поинтересовалась я.
Он рассмеялся:
– Никаких слуг, – сурово сдвинул брови Юрий Витальевич, но в глазах его предательски искрился смех. – Все яства уже на месте. Сейчас вереницей войду я и принесу пиццу.
– Пиццу? – ахнула я и продолжила очень-очень возмущенным тоном: – Снова обман! Ты не приготовил еду, а просто разогрел ее в микроволновке?
– Обижаешь, я самый честный человек на свете. И пиццу сам сделал, даже сыр сам тер, честно слово. Купил только основу.
Я еще какое-то время смотрела на него придирчиво, словно бы не могла решить: простить ему такую недобросовестность или нет.
– Ладно, неси, так и быть, – я махнула рукой.
– Слушаюсь и повинуюсь, – он галантно поклонился и исчез, а через пару минут притащил пиццу.
Пахла она и правда потрясающе, хотя на поверку оказалась чуть подгоревшей. Ну, совсем чуть-чуть, самую малость. Было все равно вкусно. Очень вкусно. Я смогла остановиться только через несколько кусков.
– Ну что, я сдал экзамен на лучшего повара? Могу теперь приглашать бабулю в гости?
– Нет, не можешь, – я помотала головой и, вспомнив все свои мысли про цитадели и престижность, добавила: – Во-первых, ни к чему пугать бабулю твоими хоромами, а во-вторых, после прошлого ужина она от тебя меньше, чем «жуликов», не ждет.
– Понял, – покладисто кивнул Юрий Витальевич. – Куплю большую кулинарную книгу и буду осваивать.
Он развернул меня к себе, подтянул стул поближе, взял мои руки в свои и спросил:
– Как прошел день?
Я едва удержала вздох. Ну вот… Все было очень хорошо, так хорошо, что мне хотелось хотя бы еще немного побарахтаться в этой сладкой вате и не выкарабкиваться наружу, в реальность, где нас ждут не слишком приятные темы для разговоров.
– Он плохо прошел, – я аккуратно вытащила свои руки из теплых больших ладоней, чтоб ничего не мешало сосредоточиться, и твердо посмотрела ему в глаза: – И нам нужно это обсудить.
– Хорошо, – кивнул он. И как-то разом подобрался, все веселье исчезло в один момент. – Что случилось? Тебя кто-то обидел?
– Нет, – сказала я, – чтобы меня обидеть, нужно еще на это получить мое согласие. То есть я должна обидеться. В одностороннем порядке этот вопрос решить трудно. Так что я не обиделась, но хотела бы кое-что прояснить.
– Я слушаю.
Юрий Витальевич был серьезен, и это выглядело очень странно. Вообще за все это время я хоть раз видела серьезного Юрия Витальевича? Кажется, нет.
– Сегодня нас ознакомили с графиком дежурств на следующий месяц. Божена Альбертовна просила его подписать…
Юрий Витальевич поморщился. Он явно понял, в чем дело.
– Да что ж они! – с досадой сказал он. – Не могли денек подождать. Как думаешь, можно наказывать подчиненных за излишнее рвение?
– А можно наказывать начальство? – ровно выговорила я.
«За то, что оно лезет не в свое дело», – мысленно добавила я, но вслух говорить не стала. Зачем? И так все понятно.
Бровь Юрия Витальевича выразительно полезла вверх. Так, знакомые симптомчики. Мой дорогой шеф всегда так делает, когда хочет в своей манере свернуть куда-нибудь в сторону или вовсе улизнуть от разговора. Уж я-то знаю!
– Я серьезно! – нахмурилась я. – Ты мне нравишься, и все вот это тоже нравится: и пиццы, и жульены, и… – я запнулась и почувствовала, что щеки загораются, – и все остальное… А вот когда у меня за спиной делают что-то похожее, мне не нравится. Ты перешел границы. Я не хочу скандалить и ссориться, потому что скандалить и ссориться мне совсем не нравится. И я не буду этого делать. Просто есть вещи, которые касаются меня. И их надо обсуждать сначала со мной. Пожалуйста, не поступай больше так никогда. Потому что мне придется уйти. И это будет трудно, потому что ты мне нравишься.
