Сняв обувь, я растираю пальцы ног. Мне хватило ума начать разнашивать ботинки, как только я их получила, и теперь они достаточно удобны, но, похоже, другим девушкам в этом плане повезло меньше.
Без напольных часов, стоящих у меня дома, и церковного колокола я не могу сказать, который сейчас час. Но, наверное, это уже не важно. До того времени, когда это снова станет важно, остается целых тринадцать лун. Но не надо забегать вперед. Отец всегда говорил, что проблемы следует решать не скопом, а поочередно, одну за другой, и сейчас моя главная проблема – это Кирстен. Надо держаться от нее подальше, пока мы не доберемся до становья. Кто знает, быть может, у нас всех будут уютные маленькие хижины, и мне не придется иметь с ней никаких дел.
А пока что я займусь тем, что умею.
Буду слушать.
И наблюдать.
Ветер гуляет по обступающему нас бору, и сосны гнутся и скрипят.
– Как вы думаете, за нами сейчас наблюдают беззакониики? – спрашивает Бекка, вглядываясь в густой темный лес.
– Я слыхала, что они идут за девушками по пятам всю дорогу, до самого становья, – шепчет Пэтрис.
– Давайте посмотрим. – Кирстен встает. – Вам нужно вот это?! – вопит она, подняв юбки и показывая свои ноги лесу.
– Перестань. – Девочки тянут ее обратно на землю, хихикая, как будто все это какая-то игра.
– Моя старшая сестра говорила, что беззаконники одеты в саваны, закрывающие все их тело, – шепчет Джессика.
– Как призраки? – спрашивает Хелен.
– Призраки не носят саванов, глупая, – смеется Дженна. – Разве что в маскарадных процессиях, на Рождество.
– Ая слыхала, что беззаконники облачаются в саваны из-за своих уродств, – мрачно говорит Тамара. – А еще у них огромные рты, а зубы острые, как бритвы.
– Полно, я готова поспорить, что их тут вообще нет, – уверяет Марта. – Ведь за всю дорогу мы ни разу их не заметили. Вероятно, нам рассказывают о них просто для того, чтобы напугать.
– Но зачем? – спрашивает Равенна, теребя покрывало, и колючий жесткий газ скрипит между ее пальцев.
Я подвигаюсь ближе к остальным. Береженого Бог бережет.
– Чтобы мы не сбегали из становья, – отвечает Кирстен. – Они не хотят, чтобы мы буйствовали, пуская в ход наше волшебство… нашу силу. – Она подается вперед и понижает голос. – Я чувствую, что оно уже здесь, во мне. Чувствую какое-то трепыхание вот тут. – И она, распахнув плащ, кладет ладонь с растопыренными пальцами пониже пупка.
По кучке сгрудившихся вокруг костра девушек проносится трепет предвкушения – то же самое чувствуется в толпе перед началом казни.
– Мне не терпится узнать, в чем выразится мое волшебство, – говорит Джессика, выпрямляясь.
– Я слыхала, что в моей семье от матерей к дочерям передается дар говорения на языке животных. – Сказав это, Дина смотрит на Кирстен, ища поддержки.
– А я, возможно, смогу повелевать ветрами, – говорит еще одна девушка, широко раскинув руки.
– А я – быть невосприимчивой к огню. – Мег подносит палец к пламени костра.
– Полно, полно, – останавливает их Кирстен. – Мы не должны торопить события. Еще не время.
– А какой волшебный дар надеешься обрести ты? – Дженна осторожно толкает Кирстен коленом. – Пожалуйста, расскажи.
– Да, расскажи… – раздаются голоса остальных.
– Я хочу… – Она делает эффектную паузу, дабы заставить их внимать каждому ее слову. – Я хочу силой мысли управлять людьми. Наставлять на путь праведный… избавлять от грехов, дабы все мы смогли растратить свое волшебство и вернуться домой, очистившись.
Гертруда издает какой-то звук – то ли это вздох, то ли зевок, то ли фырканье. Кирстен злобно смотрит на нее, сидя по другую сторону костра.
– Может, даже ты сможешь снова стать чистой, Герти, – говорит она.
На челюсти Гертруды вздуваются желваки, но больше она ничем не выдает, что услышала эти слова.
– А как насчет тебя, Бетси? – Кирстен переводит внимание на девушку, сидящую рядом с Гертрудой. Еще одна мишень.
– Меня? – Она оглядывается по сторонам.
– Разве здесь есть другая Бетси Диллон? – спрашивает Кирстен. – На что надеешься ты?
– Перестать быть такой дылдой и безобразной? – Одна из девиц прыскает со смеху.
Кирстен шлепает ее по ноге.
Даже в тусклом свете костра я вижу, как щеки Бетси заливаются краской – она то ли смущена, то ли польщена вниманием Кирстен.
– Я… я хочу летать, как птица, – говорит она, глядя на верхушки деревьев.
– Еще чего, – бормочет кто-то. Кирстен цыкает на нее.
– А зачем ты хочешь летать? – сладко спрашивает Кирстен. Слишком уж сладко.
– Чтобы улететь далеко-далеко, – мечтательно отвечает Бетси.
– Поверь мне, – прищурясь, говорит Кирстен, – мы тут все хотим, чтобы ты улетела далеко-далеко.
Остальные девицы перестают сдерживаться и разражаются смехом.
Видя, что по лицу Бетси текут слезы, Кирстен поворачивается к ней спиной и продолжает беседовать с остальными.
Гертруда тянется к Бетси, пытаясь утешить ее, но та отдергивает руку, вскакивает с земли и бежит в лес.
– Ну, что я тебе говорил, – замечает темноусый стражник, глядя ей вслед. – Первой будет дочка Диллонов.
– Надо же, ты угадываешь каждый год… – отвечает второй стражник, достав из кармана две монеты и отдав их темноусому. – Не понимаю, как тебе это удается.
Я уже собираюсь броситься за ней, сказать, чтобы она не обращала на других внимания, но тут до меня доносится пронзительный вой. Затем еще и еще – и все это слышится из разных мест. Словно одни начинают, а другие вторят. Сначала я думаю, что это стая волков, но затем вой раздается ближе, и за ним следует мерзкий хохот. И я сразу понимаю – это воют беззаконники. Так они загоняют Бетси.
Я смотрю на стражников, ожидая, что они что-то предпримут, но те продолжают спокойно устраиваться на ночлег.
– Вы должны пойти за ней в лес, – говорю я.
Тот стражник, который повыше, равнодушно отмахивается.
– Коли вы сбегаете, это не наша забота. Мы тут не при…
– Но она же не пытается сбежать… она просто хотела поплакать… чтобы никто не видел.
– Нельзя отходить от тропы – таковы прави…
– Но нам же никто не говорил… не предупреждал…
– Разве такие вещи вы не должны просто-напросто знать? – замечает он, оглядывая меня с головы до ног и качая головой.
Я делаю несколько шагов в сторону леса, но тут его оглашают истошные крики, от которых у всех стынет кровь. Такое чувство, будто эти душераздирающие вопли проникают прямо в тело и застревают в наших костях.
