– Беззаконников нет, – говорит кто-то из стражников. – Весь берег чист.
Я узнаю этот голос и, подняв голову, вижу – передо мной стоит Ханс. Я начинаю вставать, но сидящая за мною Марта дергает меня за юбку.
– Не привлекай к себе внимания. Ты же видела, что случилось с Лорой.
Ханс украдкой смотрит на меня. В его взгляде читается беспокойство. Да, Марта права. Никто не должен знать, что мы с ним друзья. Я могла бы навлечь на него беду.
– Поверить не могу, что ты сам вызвался выполнять эту работенку, – говорит самый старший из стражников, глядя на безбрежную гладь озера и качая головой. – Целый год в этой убогой, тесной лачуге. Только ты да Мортимер.
Интересно, он говорит о хижине, той хижине, которую мы видели, когда огибали этот остров? Я слыхала, что двое стражников каждый год отправляются жить возле становья, чтобы содержать в порядке окружающую его ограду, но мне всегда казалось, что для них это скорее не честь, а наказание. Не это ли Ханс пытался сказать мне, когда находился в загоне для лошадей?
Не говоря более ни слова, стражники грузят вещи и припасы на шаткие тачки и катят их наверх по широкой тропе.
Мы идем следом – что еще мы можем сделать?
Мы готовились к этому моменту всю свою жизнь. Год благодати – это не миф, не то, что случится когда-то в будущем.
Он уже наступил.
Я вглядываюсь во все, что меня окружает, – неподалеку от берега и справа и слева высятся какие-то деревянные постройки. Может быть, там мы и будем жить? Но мы проходим мимо них и идем в глубь острова.
Каменистый берег уступает место высоким тонким соснам и ясеням. Впереди деревья, похоже, растут чаще, и они выше. От трапперов, которых лечил мой отец, я слышала рассказы о северных островах, отрезанных от остальной суши. Они говорили, что там и люди, и животные становятся дикими.
Ханс оборачивается и глядит на меня. Кажется, он хочет мне что-то сказать, но я понятия не имею, что это может быть. Я слишком устала, чтобы разгадывать загадки.
Сквозь полуопавшую осеннюю листву я вижу стену из огромных кедров – кажется, они образуют круг. Они стоят слишком часто, слишком близко друг к другу. Может быть, это своего рода ограда – вроде той, которая опоясывает наш округ? Но если та ограда защищала нас от окружающего мира, то эта защищает остальной мир от нас.
Я понятия не имею, ни на что мы способны, ни что собой представляет наше волшебство, но, хотя мы еще даже не добрались до конца пути, две из нас уже погибли.
Чувствуя, как подошвы моих промокших ботинок погружаются в мягкую грязь, я думаю о матушке, Джун и Айви, которые проходили по этой тропе до меня, и о Пенни и Кларе, которых заставят пройти по ней через несколько лет.
Здесь есть следы оленей, дикобразов, лис, птиц, но вижу я на тропе и иной след, след, при виде которого внутри леденеет кровь, – как будто кого-то волочили по земле.
Я оглядываюсь по сторонам, ища глазами беззаконников, но ведь я даже не знаю, как выглядят эти люди. Может, они замаскировались? Может, они скрываются на верхушках деревьев или же прячутся в ямах, ожидая, чтобы мы ступили туда?
Я знаю, что беззаконники никогда не заходят за ограду становья из боязни навлечь на себя проклятье, но как же они выманивают девушек за пределы ограды? Может быть, девушки просто пытаются сбежать? Или же беззаконники уговаривают их выйти медоточивыми речами? А может, выйти их вынуждают другие девушки?
И тут Кирстен, словно подслушав мои мысли, оглядывается через плечо и сверлит меня своими холодными бледно-голубыми глазами.
Я нагибаюсь, делая вид, что завязываю шнурки – все, что угодно, лишь бы избежать этого взгляда. Невольно вспоминаю Бетси, убежавшую в лес, Лору, бросившуюся в воду, – и улыбку на лице Кирстен. Правда это ли нет, но она верит, что убила их с помощью своего волшебства.
И она этим гордится.
Я пытаюсь выбросить эти мысли из головы, ибо, что бы ни случилось и что бы мне ни казалось, я должна сохранять спокойствие и трезвый рассудок и обеими ногами стоять на земле. Никаких суеверий. Никакого страха.
Выпрямляясь, я вдруг вижу растущий прямо на тропе крохотный красный цветок, каким-то образом пробившийся из-под земли на поверхность. И наклонившись, касаюсь его лепестков – у них идеальная форма, и их пять – дабы убедиться, что он реален. На глаза наворачиваются слезы – это цветок из моих снов, такой же, как тот, который я видела в руке миссис Фэллоу, когда ее вешали, такой же, как тот, что красовался в волосах женщины в предместье. Ума не приложу, как он оказался здесь и как сумел выжить на этой утоптанной тропе – по мне, так это куда больше похоже на волшебство, чем все, что я видела прежде.
– Давай, пошли, – говорит Ханс и, обхватив меня рукой за талию, помогает мне выпрямиться.
– Что ты здесь делаешь? – шепчу я.
– Я же говорил, что буду тебя оберегать, – отвечает он. Я не осмеливаюсь смотреть на него, но, судя по голосу, Ханс сейчас улыбается. – Если в ограде вдруг образуется брешь, за мной немедленно пошлют. Ты меня поняла? Но я тебе помогу.
Я киваю. Хотя понятия не имею, что он хочет этим сказать.
Подойдя к концу тропы, мы видим перед собой высокие ворота, к грубо отесанному дереву которых прибиты сотни безжизненно висящих лент. Одни из них порвались на длинные тонкие лоскутки и выцвели до бледно-розового цвета, другие все еще целы и ярко-красны. Мне хочется убедить себя, что девушки оставили их здесь сами, что это их последняя попытка восстать перед тем, как отправиться домой, но с меня хватит притворства.
Это ленты тех, кто был убит.
Это не просто остережение.
Это послание, адресованное всем нам.
Добро пожаловать в ваш новый дом.
Глава 15
– Мы что, так и будем стоять здесь? – вопрошает Кирстен, раздраженно топая по земле носком ботинка.
– Кому-то из вас придется открыть эти ворота, – говорит низенький плотный стражник, переминаясь с ноги на ногу.
Я невольно смотрю на место у него между ног, где когда-то находилось его мужское естество. Будучи здесь, возле становья, не стал ли он чувствовать свою утрату острее?
Не выказывая ни намека на благоговейный страх, Кирстен распахивает створку ворот.
Створка пронзительно и жалобно скрипит, и нас обдает запах дыма от сырых дров, жженых волос, фекалий и гниющего мяса. От этой густой вони к моему горлу подступает тошнота.
– Вам надо завезти вещи и припасы внутрь, – говорит другой стражник, и голос его дрожит, как будто мы только что открыли ворота в ад.
Девушки поспешно хватают ручки тачек и, толкая их перед собой, заходят внутрь, в то время как стражники пятятся, даже не поворачиваясь к нам спиной, как будто стоит нам войти в ворота, как наше волшебство проявится в полную силу и мы погубим их.
