Свет гаснет, и тело Тамары с глухим стуком падает на землю. Со скрипом, от которого стынет кровь, ворота затворяются, затем лязгает засов, словно последний гвоздь, вгоняемый в гроб.
Стоя у ограды, девушки смотрят в щели между грубо оструганных кольев.
Когда за оградой слышится тяжелая поступь нескольких пар ног, я отступаю назад.
Мне не нужно видеть, что там творится – я слышу это. Слышу и чувствую, как ножи кромсают плоть, как беззвучно вопит Тамара.
Несколько девушек отворачиваются. Джессика зажмуривает глаза, Марта сгибается в три погибели, и ее выворачивает наизнанку. Им никогда не забыть того, что они сейчас видели. Того, что они натворили. Остальные же продолжают спокойно смотреть на кровавую расправу – для них это Божья кара, Божья воля, хотя на самом деле это всего лишь воля Кирстен.
– Ты убила ее, – говорю я. – Тамара была одной из твоих ближайших подруг, а ты хладнокровно убила ее.
Кирстен устремляет на меня свирепый взгляд.
– Это… это Тирни? – Ко мне, пошатываясь, идет Хелен, из кармана ее плаща выглядывает Голубушка.
– Она вернулась? – вопрошает Кэти, тыкая меня пальцем. – Как ей это удалось?
Дженна подходит ко мне вплотную. Ее зрачки, словно съевшие радужки, чернильно-черны.
– Она что, призрак?
Кирстен берет в руки топор, который был прислонен к ограде.
– Есть только один способ выяснить, призрак она или нет.
Она надвигается на меня, занеся топор, а я отступаю, пячусь к ограде.
С каждым шагом мои ноги наливаются свинцом, а сердце бешено колотится.
Девушки встают вокруг меня, словно падальные мухи, облепившие тушу.
– Все знают, что у призраков не идет кровь… стало быть, нам довольно… – Кирстен спотыкается, с размаху налетает на меня, и я, шатаясь, делаю несколько шагов назад.
Девушки наблюдают за этой сценой, широко раскрыв глаза. У Кирстен отвисает челюсть, она нервно хихикает.
И тут они все начинают хохотать.
Опустив взгляд туда, куда смотрят остальные, я вижу, что из середины моего плеча торчит топор. Он выглядит ненастоящим – точь-в-точь как шляпки от гвоздей, которые мы приклеиваем к ладоням и ступням отца Эдмондса, когда он изображает распятие.
Обхватив топорище обеими руками, я тяну его вверх, от чего они хохочут еще пуще. Наконец топор выходит из моего тела, и вместе с ним выливается кровь. Слишком много крови.
Они так хохочут, что по их щекам текут слезы.
Для них это какая-то игра.
Но я продолжаю стоять. И теперь меня уже здесь ничего не держит.
Глава 39
Сжимая топор в правой руке, я бегу по лесу, по нашей поляне, находящейся на территории становья, к дырке в ограде, где меня совсем недавно чуть не съел медведь. Я была уверена, что они не последуют за мной, но теперь вижу, что ошибалась. Мое единственное преимущество перед ними заключается в том, что я хорошо знаю эту местность, но им отсутствие этих знаний заменяет решимость.
– Сюда, сюда! – вопит кто-то из них за моей спиной.
Я слышу, как они спотыкаются, налетают на ветви и друг на друга, но это их не останавливает, как будто они не чувствуют боли. Быть может, это волшебство, а быть может, дело в той хвори, которой они все больны, но, чем бы это ни оказалось, лучше всего сейчас спрятаться и переждать.
Перескочив через упавшее дерево, я со всех ног мчусь в темные глубины леса и, затаившись, перевожу дух. Две бегущих за мной девушки тоже перепрыгивают через поваленный ствол, одна из них приземляется неудачно, и я вздрагиваю, услышав, как у нее с хрустом ломается лодыжка. Однако она каким-то образом умудряется встать и, хромая, последовать за остальными.
Я пытаюсь шевельнуть левой рукой, чтобы оценить, насколько серьезна моя рана, но из-за этого кровотечение усиливается. Надо остановить его или хотя бы затормозить, иначе у меня не будет ни единого шанса пережить эту ночь. Зажав топор между колен, я поднимаю юбки и отрываю от рубашки полоску полотна. Ткань рвется с более громким звуком, чем я ожидала. Я быстро обертываю ее вокруг плеча и начинаю чувствовать подступающую боль. Я видела достаточно отцовских пациентов, чтобы понимать – на ногах меня сейчас держит только шок. Но скоро он пройдет, и тогда придет боль, которая, вероятно, будет такой острой, что ее не вынести. Если мне удастся добраться до источника, я хотя бы смогу промыть рану, но туда еще нужно дойти. Я собираю волю в кулак, чтобы встать, и тут слышу, как по снегу кто-то идет. Должно быть, одна из девушек услышала, как я рвала полотно, и повернула назад. Я стараюсь дышать как можно тише, чтобы не выдать себя. Мне нужно избегать шума, пока она не пройдет, но раздается слабый писк и мои ботинки царапают крошечные коготки какого-то зверька. Я смотрю вниз и вижу голый хвост…
Аеспая крыса.
Вот она уже карабкается вверх по моей юбке. Наверное, хочет добраться до боба, случайно оставшегося в подкладке плаща, думаю я, но нет – она лезет еще выше, к ране в моем плече. На лбу у меня выступает холодный пот. Крысы разносят заразу, а здесь не найти лекарств. Я жду, сколько могу, пока она не добирается почти до самого моего плеча и только после этого правой рукой сбрасываю ее вниз. Она падает и цепляется за обух топора, зажатого между моих колен. Прежде чем я успеваю что-либо сообразить, топор падает и разрубает крысу пополам.
В мое укрытие заглядывает Мег Фишер и шепчет:
– Вот ты где.
Я изо всех сил бью ее кулаком в лицо, она падает навзничь, из носа у нее течет кровь, но она хохочет.
Подобрав топор, я бегу туда, куда за мной не последует ни одна из них, какими бы безумными они ни были – за пределы ограды. Используя топор, я рублю гнилое дерево и ныряю в брешь в нижней части ограды, которую проковыряла ондатра. Я ползу наружу, и тут в мою лодыжку вцепляется холодная рука Мег.
– Куда это ты? – говорит она, дергая мою ногу назад. Острые края дерева впиваются в раненое плечо, и от боли у меня перехватывает дыхание, но я не могу позволить им схватить себя.
Я, лягаясь, выползаю за ограду, но стоит мне встать на ноги, как откуда-то с юга слышится жуткое карканье. Спотыкаясь, я бегу вперед и укрываюсь за стволом потрепанной ветром сосны.
– Тебе от меня не спрятаться, – кричит Мег и, кряхтя и смеясь, выползает за мной наружу.
Не знаю, что заставляет ее вести себя подобным образом: вода, пища или здешний воздух, но это не та девушка, которую я знала, когда жила в округе Гарнер – не та, что в церкви носила корзинку для пожертвований, что на рассвете собирала на лугу дикую морковь, чтобы положить под древо наказаний после казни ее матери. Я призываю Мег остановиться, подумать, но она явно тронулась рассудком.
Снова слышится карканье, на сей раз ближе.
Я выглядываю из-за сосны и вижу, как в свете луны горят расширенные зрачки Мег. Ее лицо расплывается в улыбке.
