* * *
Сегодня вечером, вернувшись, он снимает свой саван, сапоги, пояс, на котором висят ножи, стягивает с себя рубашку и вешает ее у очага, после чего останавливается. Вероятно, удостоверяется в том, что я сплю, прежде чем расстегнуть штаны. Я закрываю глаза и стараюсь дышать как можно ровнее. Но, услышав, как его штаны падают на пол, я снова их открываю. Помню, как испугалась, когда впервые увидела Райкера голым – тогда в шрамах на теле я разглядела склонность к насилию, а в развитых мускулах – грубую силу, теперь же я вижу нечто иное. Вижу силу, но также и умение держать ее в узде, вижу шрамы, но также и обещание наслаждения.
Он наклоняется надо мною и прижимает руку к моему лбу. То ли по привычке, то ли из желания лишний раз коснуться меня. Что бы это ни было, я не против.
Я шевелюсь, делая вид, что просыпаюсь.
Райкер тут же сдергивает с кровати одну из шкур и прикрывается ею.
– Надеюсь, я тебя не напугал, – говорит он, и его щеки покрываются румянцем.
– Ты меня не пугаешь, – шепчу я.
И я смотрю на него, а он на меня, и это мгновение превращается в нечто особенное.
– Райкер, ты там? – Неожиданно разделяющее нас пространство пронизывает голос, доносящийся снаружи.
Он прижимает палец к моим губам, но вряд ли я смогла бы издать хоть какой-то звук, даже если бы и хотела.
И только когда мы слышим, как нижняя ступенька приставной лестницы начинает громко скрипеть, Райкер наконец бросается к бизоньей шкуре.
– Прости, Андерс, я спал. – И, бросив на меня извиняющийся взгляд, исчезает.
– Теперь ты прикрываешься этим? – непринужденным тоном спрашивает Андерс, очевидно глядя на друга.
– А, ну, да. – Райкер нервно смеется.
– Нед добыл одно у восточной части ограды.
Я напрягаюсь, словно натянутая струна. Стало быть, вот что означало карканье, которое мы слышали накануне.
– На нем почти не было мяса, но теперь Нед все равно обеспечен на всю оставшуюся жизнь. Ты столько всего пропустил. Проспал уже шестнадцать штук.
– Шестнадцать, – шепчу я.
– В этом охотничьем сезоне они попадают к нам в руки чаще, чем прежде. Хотя Мартин и говорит, что их волшебство стало куда сильнее.
– В самом деле? – отвечает Райкер, и я слышу в его голосе тревогу, а значит, ее слышит и Андерс.
– Ну, как тебе та шерсть? – Андерс делает еще один шаг по лестнице, я понимаю это по скрипу.
– Шерсть?
Я быстро перевожу взгляд на плащ, висящий у очага.
– Ты выменял ее на лосиную шкуру.
– А, да, я сшил отличную суму для целебных трав.
– Так давай поглядим на нее. – Беззаконник поднимается еще на одну ступеньку.
Меня захлестывает паника. Если он поднимется по лестнице, мне нужно будет бежать… или драться.
– Хорошо, должен признаться, что еще не начинал, – объясняет Райкер, – но начну, как только погода станет прохладнее.
Стараясь двигаться как можно тише, я встаю с кровати, и на цыпочках пересекаю комнату, чтобы взять ботинки, платье с нижними юбками и плащ. Одна из половиц громко скрипит.
Повисает неловкое молчание. Я жду: вот сейчас Андерс поспешно поднимется, ворвется сюда, чтобы посмотреть, что тут происходит, но вместо этого он говорит:
– Знаешь, сегодня исполнился ровно год с тех пор, как на меня пало проклятье…
– Точно, – отвечает Райкер, и тон его становится мягче.
– Я тогда думал, что все – покойник.
– Но ты выкарабкался. Выжил.
– За ними должок, – мрачно говорит Андерс. – Они убили всю мою семью. Мне бы только чуточку везенья – и дело в шляпе. Задачка стала бы куда легче, если бы со мной работал ты. Довольно одной добычи, чтобы мы смогли взять всю твою семью и убраться из тамошних мест навсегда. Как мы всегда и хотели.
– Только посмотри на это небо, – заявляет Райкер, явно желая сменить тему. Возможно, так он пытается выиграть для меня время.
Надев ботинки, я беру со стола нож.
– Да-а. Погода меняется очень быстро, – отвечает Андерс. – Птицы летают низко. Надо закрыть люки в доме и дымоход. Похоже, уходя, весна громко хлопнет дверью.
Я судорожно выдыхаю, услышав, как Андерс спрыгивает с лестницы на землю.
– Да, кстати, – кричит он. – Ты можешь рассказать мне обо всем. Что бы с тобой ни происходило, я готов помочь.
Пока они прощаются, я сижу на краю кровати в ботинках и плаще, чувствуя на своем теле холодный пот.
– Прости, – шепчет Райкер, вернувшись в комнату. Это первый раз, когда он сказал мне «прости».
– Интересно, кто это был вчера вечером, кого они убили, – чуть слышно бормочу я. – Это могла быть и Нанетт, и Молли, и Хелен…
Он снимает с меня ботинки.
– Бекка, Люси, Марта… Герти, – шепчу я, и у меня дрожит подбородок. – Они не заслуживают такой участи. Они ничего ему не должны, не должны умирать…
Вынув из моей руки нож, Райкер садится рядом.
– Я понимаю, это тяжело, но ты не знаешь, на что способна добыча… то есть девушки, – поправляет он сам себя. – Когда я нашел Андерса в прошлом году, тот был близок к смерти. Все началось с сыпи, в том месте, куда его укусили, но к тому времени, когда я довел Андерса до предместья, она покрывала уже все тело. Он горел в жару, его рвало кровью, а на коже взбухали белые волдыри, которые лопались при прикосновении. Не прошло и недели, как умерла вся его семья.
– Белые волдыри? – спрашиваю я. – Размером с весенний горох?
– Ты уже видела такое?
– А у Андерса остались шрамы? – спрашиваю я, чувствуя, как участилось мое дыхание.
– Да, – насторожившись, отвечает он.
– Такие же, как шрам на моем левом бедре?
Райкер задумывается, затем, покраснев, кивает.
– Это от прививки от оспы, которую мне сделал отец.
– У меня тоже есть такой шрам, – говорит он и показывает на небольшую отметину на своем плече.
– Это от укола, который тебе сделал мой отец? – спрашиваю я, проведя пальцем по его шраму.
– Да. После того, как мы с ним заключили уговор.
И я сразу же вспоминаю. То человеческое ухо в склянке, которое отец купил в аптеке – его покрывали пустулы. Стало быть, он покупал его не для себя и даже не для матушки – он покупал его ради других людей.
– Это не проклятие, – шепчу я, чувствуя, как по щекам текут слезы. – Это черная оспа. Не знаю, почему не догадалась раньше, но отец уже много лет делает прививки от этой заразы. Ты должен рассказать об этом остальным, – добавляю я, вскочив с кровати. – Если пойдешь к своим и расскажешь правду… они перестанут нас убивать.
