– Быть может, она ищет вторую половину? Или возмездия… – шепчет Дженна. – Это похоже на историю о Тахво.
– Он, кажется, был викингом? – спрашивает Люси.
Дженна взволнованно кивает.
– Команда его корабля подняла мятеж, Тахво ударили клинками больше ста раз. А потом, вместо того чтобы сжечь тело, они просто выбросили его на далеком берегу. – Дженна подается вперед, и в ее глазах отражается пламя. – Но в каждое полнолуние Тахво восставал из мертвых, чтобы мстить. Прошло восемь лет, прежде чем он убил всех мятежников и всю их родню. Только так он смог заслужить погребальный костер, который унес его душу на небеса.
Я пытаюсь не давать воли воображению, но что, если девушку с холма задушил кто-то близкий? Что, если она жаждет мести? И, если ее дух не может покинуть становье, не в опасности ли наши жизни?
* * *
Когда мы с Гертрудой укладываемся в кладовой, исходя потом, она говорит:
– Если не хочешь оставлять дверь открытой, то хотя бы сними плащ.
– Мне и так хорошо, – отвечаю я, запахиваясь плотнее.
– Если ты беспокоишься, что его может взять Хелен…
– Я же сказала – мне и так хорошо, – говорю я более резким тоном, чем мне бы хотелось, и прижимаю к груди топор.
Звук, с которым она проводит пальцами по щетине на своем зажившем затылке, действует мне на нервы.
– Ты же не пила из колодца, верно? – спрашивает она.
– Нет. – Я смотрю на нее. – Конечно, нет.
– Тогда в чем же дело… чего ты не говоришь?
Я делаю глубокий вдох.
– Помнишь про кости на вершине холма?
– Да, здорово у тебя получилось. И когда Дженна рассказала про того викинга… я почти поверила.
– Думаю, эта история о призраке, возможно, не выдумка.
– Что? – спрашивает она.
– Тот звук, который я слышу здесь… он точно такой же, как на вершине холма… это лента трется о шейные позвонки.
Герти пялится на меня, а потом разражается диким смехом.
– Очень смешно.
Я смеюсь вместе с ней и, повернувшись на другой бок, пытаюсь спрятать слезы.
Глава 67
– Ну наконец-то ты проснулась, – говорит Герти, поправляя стеклянные банки с консервами, стоящие на полках. – Я все лето просила тебя не закрывать на ночь дверь, и вот теперь, когда стало прохладнее, ты вдруг решила ее отворить.
– Я ничего не отворяла, – отвечаю я, сев на кровати и сняв плащ.
– Я слышала, как ты ее открывала. – Она картинно закатывает глаза. – И ты немало меня впечатлила, когда задула свечу и стала царапать свою ленту. Девушки вечером будут внимать тебе с восторгом.
– О чем ты?
Коснувшись рукой запястья, вокруг которого обвязала ленту, я застываю. Ее там нет и в моих волосах тоже. Охваченная паническим страхом, я встаю на колени и начинаю искать повсюду.
– Ты что-то потеряла? – спрашивает Гертруда.
– Хелен. – Я глубоко вздыхаю и, встав на ноги, иду к бараку. Она должна это прекратить – прекратить шнырять повсюду и брать чужие вещи. Не хочу быть резкой, но, если она мечтает вернуться домой, надо вести себя, как подобает.
Проходя мимо колодца, я заглядываю в него и вижу свое отражение. На горле виднеется какая-то красная полоса. Я вглядываюсь в воду, моя рука взлетает к шее, и пальцы касаются шелка.
Я дергаю ленту, пытаясь освободить горло, но узел такой тугой, что я никак не могу его развязать. Чем сильнее я тяну, тем туже затягивается лента.
Я наклоняюсь, силясь глотнуть воздуха, когда вижу за спиной Кирстен.
– Осторожнее, – говорит она и, поднеся руки к моему горлу, ловко развязывает узел. – Поцелуй Беззаконника, – шепчет она мне на ухо.
– Что? – выдыхаю я, схватившись за край колодца, чтобы не упасть.
– Так называется этот узел, – отвечает она, завязывая ленту на моем запястье и делая красивый бант. – Чем сильнее тянешь, тем туже он затягивается.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я, глядя на ее отражение в колодце.
– Просто знаю… А ты помнишь Лору, не так ли? Она так же смотрела на воду, когда я заставила ее утопиться.
Я сглатываю.
– Если мне не изменяет память, ты считала, что мое волшебство тут ни при чем… полагала, что это вымысел.
– Я ошибалась, – шепчу я, повернувшись к ней. – Это было до того, как я ушла в лес. Ты помогла мне принять правду.
Она смотрит мне прямо в глаза, и меня пробирает дрожь. Ее расширенные зрачки и раньше пугали меня, но теперь, когда радужки вновь стали видны, их холодная голубизна еще больше леденит мою кровь.
Она это сделала или нет, я вижу – память возвращается к ней.
И я невольно спрашиваю себя: сколько времени пройдет, прежде чем Кирстен вспомнит, что ей хочется, чтобы я умерла?
* * *
Дойдя до источника, а потом и до вершины холма, я не смотрю на кости, стараясь не слушать, как лента трется о шейные позвонки. Я держусь того, что, несомненно, реально. Земля не лжет.
Глядя на противоположный склон, я замечаю, что помидоры, кабачки и сладкий перец уступили место репе, брокколи и бобам. Наверное, листья сумаха на берегу уже начали краснеть. Воздух стал прохладней. Скоро сменится время года. Я тоже стою на пороге перемен.
Никогда не забуду, какой в округ вернулась Айви. Когда она, пошатываясь, явилась на площадь, я ее даже не узнала. Часть волос выпала, глаза выглядели неживыми, похожими на пуговицы на зимнем пальто нашего отца. Муж даже не смог отвести ее домой – она упала в обморок. И какое-то время все считали, что ей не выжить.
Как-то раз мне позволили посидеть у кровати сестры, пока отец говорил с ее мужем об уходе за ней. Помню, я тогда наклонилась совсем близко к ее лицу, пытаясь понять, она это или нет. И подумала: а не сбросила ли она кожу, как подменыши в сказках про эльфов и фей? Наверное, именно это и пугало меня больше всего – мысль о том, что я каким-то образом потеряю себя и вернусь совершенно иным человеком. Год благодати меняет людей, я видела это своими глазами.
После него женщины обретают умение притворяться.
Раньше я удивлялась: как они могут не замечать то, что творится прямо у них под носом, но бывают вещи столь ужасные, что ты не можешь признать их даже перед самим собой.
На обратном пути в становье я слышу за спиной хруст ломаемой ветки, но не останавливаюсь, чтобы прислушаться, понять, что же это было, а просто продолжаю идти вперед, катя перед собой тачку с водой и овощами. Именно я даю существу, производящему этот пугающий звук, силу, но довольно. Больше никаких игр.
И, когда вечером мы усаживаемся вокруг костра и девушки спрашивают меня, что говорят призраки, я отвечаю:
