Кристиан втягивает воздух. И в нем словно что-то ломается – резко, отчаянно. И холодные губы накрывают мои. Жадно. С таким лютым голодом, что подкосились колени. Я не знала таких поцелуев. Беспощадных, ненасытных… Словно, все что в нем осталось – это желание, способное разорвать и уничтожить нас обоих.
Тьма вокруг смыкается бархатной ловушкой неизбежности.
И в этой тьме все становится слишком острым. Прерывистое дыхание, влажность рта и языка, горячие ладони, скользящие по моей шее и затылку – сильно, с нажимом. Слегка влажные от растаявшего снега волосы. Твердое тело, вжимающее меня в стену с лихорадочной, одержимой горячностью. Выпуклые вены над браслетами Криса, там, где закатаны рукава рубашки. Поцарапанные ладони. Я цепляюсь за эти руки и сама не понимаю, что делаю – сдерживаю или умоляю о большем… Поцелуи – неистовые, горячие, почти болезненные. Безумие, накрывающее с головой…
С моей рубашки разлетаются пуговицы, когда Кристиан ее дергает. Он подтягивает меня выше, вдавливает лопатками в стену, прижимается губами к шее и короткими рывками опускается ниже. Каждое прикосновение его рта жалит и обжигает. От каждого останутся следы… Я и правда не знала Криса таким. Словно внутри сдержанного февра рухнули какие-то заслоны, исчезли запреты…
И это немного страшно.
Подхватив меня, Кристиан развернулся, одной рукой смел все со стола, прижал меня к крышке. Обхватил затылок и снова поцеловал. Глубоко. Сильно.
Сжал пряди волос и рывком вклинился между моих ног. Холодный ветер из окна лизнул мою обнаженную и разгоряченную кожу. Глаза Кристиана сейчас кажутся темными омутами, никаких звезд…
Браслет на руке февра тихо зашипел, словно латунные застежки закипели. Я даже не поняла, что произошло, лишь увидела, как две кожаные полосы упали на пол. И в то же мгновение тьма взорвалась злым водоворотом.
Кристиан отшатнулся, а я прижала ладонь ко рту. Губы саднило, словно их натерли камнем. Тьма разлетелась тенями и собралась в изломанные фигуры, кружащие рядом с Кристианом. Они рванули ко мне – все одновременно, и февр зарычал, удерживая живую тьму на поводках.
– Уходи. Уйди, я сказал! – рявкнул он мне.
Скатившись со стола, я рванула в соседнюю комнату и захлопнула дверь. Перед глазами плыло, сердце стучало так яростно, словно пыталось пробить грудную клетку. Схватив со стола нож для фруктов, я обернулась к двери.
Некоторое время я напряженно вслушивалась в тишину кабинета, а когда осмелилась снова распахнуть дверь, поняла, что он пуст.
Кристиан ушел.
Глава 11. Изменения
Киар Аскелан внимательно осмотрелся, потом закрыл глаза и некоторое время стоял, вслушиваясь в звуки. Шуршание ветра, скрип сосен. На пустоши за Вестхольдом никого не было.
Киар скинул на снег лисью шубу, оставшись лишь в синем мундире Двериндариума. Потянувшись всем телом, постоял, впитывая в себя холод и сияние луны. Зима набрала силу, проморозив землю и замедлив древесные соки. Север стал ближе, а рубиновая кровь – горячее. На миг Киар пожалел, что рядом нет Рейны. Кровь сестры усиливала Аскелана.
Многие жители Империи почему-то считали, что бесцветные лорды Колючего Архипелага не чувствуют холода. Но это было заблуждением. Киар ощущал, как зимний мороз кусает его кожу и забирается в жилы. Но он умел с ним договариваться и приветствовал как друга, а не как врага.
Постояв ещё немного, лорд размял шею. И принялся за дело.
Он нагреб кучу снега и слепил вытянутое тело, четыре лапы, хвост и морду. Закончив, Киар поднялся и внимательно осмотрел то, что у него получилось. Снежная фигура мало напоминала волчью, но полное сходство было и не нужно. Главное – впереди.
Снова опустившись на корточки, лорд Колючего Архипелага разрезал ладонь и кровью вывел алые глаза волка и звериный оскал. А затем снял с руки массивный перстень и вдавил в снежную морду – как раз посередине волчьего лба.
– Алое на белом, мертвое на алом, силой Вьюги зову! Силой крови и снега приказываю! Отзовись! – забормотал Киар, разбрызгивая по снежной фигуре свою кровь.
Уродливая фигура вдруг шевельнулась. Плохо слепленные снежные конечности выпрямились, и волк встал на ноги. Встряхнулся, сбрасывая с серебристой шерсти капли крови и ледяную крошку. Миг – и вместо гротескной фигуры на пустоши оскалился живой белый волк с яркими кровавыми глазами и перстнем посреди лба. Его голову венчала железная корона с тремя рубинами в центре.
Киар одним движением опустился на колено и склонил голову.
– Ваше Величество, – выдохнул он.
Волк некоторое время не двигался. Его кровавый взгляд осмотрел пустошь и затянутые дымкой снега стены Вестхольда и лишь после переместился на застывшего коленопреклонённого лорда. Из открытой пасти донесся приглушенный расстоянием голос:
– Киар, наконец-то. Вьюга сберегла тебя. Я рад.
– Хвала Вьюге, Ваше Величество, – Киар не поднимал головы, приветствуя того, кто на далеком Севере мог говорить с ним через снежного голема.
– Посмотри на меня.
Киар рывком поднял голову, встречая алый волчий взгляд.
– Ты не ранен? – поинтересовался король Колючего Архипелага. В его голосе не было эмоций, но даже сам вопрос дорогого стоил.
– Со мной все в порядке, благодарю, Ваше Величество. С Рейной тоже.
Волк остался безучастным к здоровью сестры Киара.
– Ледяной Круг будет счастлив услышать столь прекрасные новости, Киар. Но ты использовал мертвый артефакт, – в глухом голосе едва уловимо проскользнула озабоченность. – Это запрещено законом Двериндариума. Верховный февр может…
– Верховный февр мертв, – глухо произнес бесцветный. – Как и весь Малый Совет – за исключением леди Куартис.
– Вот как, – после короткой паузы продолжил волк. Эмоций в голосе короля по обыкновению не было. – Какая потеря для Империи. Мы не могли поверить, что Двериндариум действительно захвачен. Однако… Расскажи, что произошло.
Киар сухо и без подробностей поведал все, что знал. Вот только упоминать о Вивьен он почему-то не стал…
– Ржавый Король? – легкое недоумение в бесстрастном голосе. – Кто он такой?
– Пособник ренегатов. Негодяй и наглец!
Серебристый волк оскалился, его глаза влажно блеснули.
– Я слышу в твоих словах чувства, Киар. Это ненависть?
Бесцветный замер, коря себя за проявленную слабость. Выказать чувства для лорда Колючего архипелага – дурной тон. Проявить их в присутствии короля – непростительная глупость.
Но волк повел мордой, словно понимая и разделяя эмоции одного из своих наследников.
– Пожалуй, я соглашусь с тобой, Киар. То, что сделал этот мальчишка – невиданная наглость. Но в и смелости ему не откажешь. Степень его опасности?
