В остальном армия казалась ему избавлением от нищенского существования, унылого деревенского быта, вечно пьяного отца. Его, лишь изредка покидавшего родное село, ждали неведомые дали, новые впечатления. Если повезет, в части ему будет лучше, чем дома.
Угодил Илья в стройбат. Вот парадокс. При том, что все жалуются на слабую физическую подготовку нынешних призывников, на проблемы со здоровьем у многих из них, казалось, крепкому парню лежит прямая дорога в десантники или спецназ. Но там оказывались ребята, занимавшиеся в секциях различных единоборств, хотя многих из боксеров или каратистов Угаров мог отправить в нокаут одним ударом.
Если, как говорят, армия — школа жизни, то Илье досталась плохая школа. Единственный плюс — отсутствие дедовщины. Но этому имелось весьма прискорбное объяснение. Их ротным оказался капитан весьма почтенного для своего звания возраста. Да капитан и не стремился к высоким званиям и должностям. Он давно рассматривал армию исключительно как источник личного обогащения. Тащил капитан все, что мог, и делал это очень ловко, на зависть любому прапору. Но темные делишки следует проворачивать в тишине, любой шум им только во вред. А издевательства старослужащих над новобранцами способны вылиться в громкий скандал, который бы привлек к роте пристальное внимание. Там до кучи могли проверить общее состояние дел воинского подразделения, обнаружить факты хищения казенного имущества. Капитан это понимал и жесточайше пресекал даже малейший намек на дедовщину. То есть при личной заинтересованности командира сие позорное явление легко искоренить, вот только как заинтересовать в этом офицеров?
Кроме того, после обучения стройбатовцы отправлялись на работы, как официальные, так и левые. Последние, разумеется, преобладали. Поэтому салаги редко сталкивались с дедами: у тех, даже если забыть о требованиях капитана, был минимум времени, чтобы показать новобранцам, где раки зимуют.
Илья не знал, отличалось ли руководство части от капитана, были ли они тоже нечисты на руку. Об этом он мог судить только по слухам. Зато командиры взводов были под стать своему непосредственному начальнику, и на прибывающий молодняк они смотрели как на источник личного обогащения. Какие заботы об укреплении обороноспособности государства, мощи его вооруженных сил! О чем вы! За два года службы Илье лишь трижды довелось пострелять из личного оружия. Причем в одном случае их привели в тир, поставили напротив мишеней и дали по «Макарову» с одной обоймой. Второй отличался от первого лишь тем, что бойцов отвезли на стрельбище, а вместо пистолетов вручили автоматы.
Третьего раза вообще могло не быть, но в части распространился слух о комиссии из Москвы. Роту тут же начали обучать стрельбе. Пару дней Илья буквально не выпускал из рук оружие и быстро констатировал очевидный факт: держать в руках пистолет или автомат гораздо приятнее, чем лопату.
Увы, лафа быстро закончилась. Нагрянула комиссия, но до рядового состава ее члены так и не дошли. По слухам, во время организованного местным начальством застолья москвичи договорились о привлечении квалифицированной рабсилы для личных нужд и, довольные, отбыли восвояси. Похоже, слухи были верны. Угаров тогда заканчивал обучение, но старшие товарищи побывали в командировке где-то под Москвой. Так что утверждение, будто солдатики возводят генеральские дачи, мягко говоря, ошибочно. Среди членов комиссии генералов не было, в основном полковники.
На втором году и Угарову довелось помотаться по стране. И снова возникла тема насчет генеральских дач, теперь уже в несколько другом ракурсе. Илья убедился в наивности журналистов, считавших возведение загородных домов начальства силами рядового состава главным прегрешением армейского руководства.
Как бы не так! Основным леваком являлись строительные работы на различных государственных объектах. Схема была проста и одновременно выгодна для высоких договаривающихся сторон. Стройбатовцы выполняли работу, которую, по документам, проделывали высокооплачиваемые рабочие. «Сэкономленные» деньги — и не маленькие — делили между собой руководители стройки и армейские начальники.
Понятно, что в такой атмосфере рядовые тоже выглядели далеко не ангелами. Как в известной присказке, солдаты понимали, что офицеры понимают, что рядовые понимают, что их руками командиры загребают грязные деньги. В такой ситуации солдаты оказывались сообщниками, хоть и невольными, своего начальства. А сообщникам дозволяется гораздо больше, чем обычным подчиненным. И служивые вовсю этим пользовались. У них были свои левые заработки, которые тратились на спиртное, а если подворачивалась такая возможность, то и на женщин.
Угаров, на гражданке избегавший спиртного, в армии приучился к водке. Да и как иначе, если после работы отделение в полном составе начинает культурно отдыхать. Раз-другой Илья отсиделся в сторонке, однако на большее его не хватило. Какой молодой парень выдержит град сыплющихся со всех сторон вопросов: «а ты че, не мужик?», «у тебя что-то болит?» и классический «ты нас уважаешь?». В деревне Угаров мог оставить выпивающую компанию, пойти куда глаза глядят. А куда уйдешь из огромной палатки, в которой квартировало их отделение? В армии самовольные прогулки военнослужащих сурово наказываются.
Но главное, из армейской службы Илья вынес незамысловатую философию: хорошо все то, что позволяет тебе набить собственный карман.
Глава 3
Домой Угаров вернулся на четыре дня раньше срока. Причиной этому стало печальное известие о смерти отца. Ближе к пятидесяти он, как и многие алкоголики, ослаб здоровьем. А тут после жарких сентябрьских дней вдруг резко похолодало, начались затяжные дожди. Отец сильно простыл и лечился исключительно самогоном, что привело к воспалению легких. Ослабленный спиртным организм недолго сопротивлялся тяжелому заболеванию.
К одной печали прибавилась другая. У фермера теперь имелась постоянная сезонная бригада, а другой работы в окрестностях не наблюдалось.
«Ничего, махну в город, там как-нибудь устроюсь с моей специальностью», — решил Илья.
Однако с отъездом молодой человек медлил. Имелась у него одна странная особенность, выделявшая его на фоне сельской молодежи. Те рвутся в город, аж пищат, а Угарова начинало трясти от одной мысли о высотных домах, толпах людей на улицах. Он любил большие просторы, простую деревенскую жизнь, хоть без удобств, но и без истеричной суеты, постоянной нервотрепки.
Но переезд в город все же бы состоялся, если бы не разговор с бывшим одноклассником. Тот, приглядевшись к Илье, еще больше окрепшему и возмужавшему после армии, словно между делом спросил:
— Ты как насчет рыбалки?
— Дело хорошее, я его люблю. Правда, удочки у меня еще со школьных лет, бамбуковые.
— Об удочках забудь. Я тебе говорю о настоящей, серьезной рыбалке.
— А-а-а, — сообразил Угаров. — Честно говоря, я никогда не пробовал, но могу научиться.
— Научишься, тут особой хитрости нет. Главное — места знать, но это уже не твоя забота. Если ты нам подойдешь, то будешь иметь по тридцать тысяч в месяц.
