Бройлер пришел к выводу, что положение Григорьева безнадежно, и стал относиться к нему как к обреченному на смерть человеку. Культурист по натуре не был злодеем, просто он любил деньги, это и толкнуло его на кривую дорожку. Он теперь жалел Игоря и оберегал от столкновений с другими арестантами. Такая забота поначалу сбивала Григорьева с толку, он даже подумал, что культурист боится его и пытается задобрить, но Бройлер однажды проговорился, сказав:
– Жалко мне тебя, жить тебе осталось совсем ничего, получай удовольствие, пока можешь.
Игорь в глубине души обрадовался. Самоуверенность врага еще больше увеличивала его, Игоря, шансы на победу.
Наконец, когда осень сменила лето и полились холодные дожди, Мартын подозвал к себе будущих поединщиков:
– Завтра приедет мусоровоз. Когда он остановится у столовой, быстро занырнете в него. Держите. Накинете на физиономии, чтобы не задохнуться, – Мартын протянул Игорю с Бройлером марлевые повязки.
– На выезде могут быть проблемы, – сказал Григорьев. – У лагерных ворот мусоровоз останавливался, и охранники с силой протыкали мусор заостренными металлическими щупами. Одним ударом они могли пронзить человека насквозь.
– Надо же! Думаешь, я без понятия, чем занимается на выезде охрана? – ядовито поинтересовался Мартын у Григорьева и, понизив тон, сказал: – Все договорено. Главное, чтобы вы не прошляпили момент, когда надо будет забраться в мусоровоз.
Игорь провел бессонную ночь. Он уже успел смириться с мыслью, что два десятилетия его жизнь будет настоящим кошмаром. Он старался приучить себя к лагерному быту, суровым порядкам, царящим в зоне. Игорь настроился терпеть и ждать, просто вычеркнуть два десятилетия из своей жизни, чтобы хоть остаток лет провести достойно. И тут вспыхнула надежда не через многие годы, а очень скоро отведать сладкий вкус свободы. Конечно, сначала придется выдержать тяжелейшее испытание, но Игорь твердо верил в удачу и собственные силы. Почему-то мысли о поединке тревожили его гораздо меньше, чем размышления о будущем с измененной внешностью и необходимостью начать с нуля. Где ему жить, какое применение найти своим силам и знаниям – на эти вопросы у Григорьева пока не было ответа.
Бройлера тревожили другие сомнения. Утром он не выдержал и спросил у Игоря:
– Слушай, если отсюда так запросто сделать ноги, почему Мартын до сих пор здесь кукует? По-моему, дело нечисто!
– Во-первых, у каждой зоны должен быть авторитетный смотрящий, который может держать в узде людей и договариваться с администрацией. Мартын, как законник, по традиции должен какое-то время проводить в зоне, а то власть над заключенными может от воров в законе уйти к другим людям. Во-вторых, куда ему бежать? В Африку или Южную Америку? Здесь его каждая ментовская собака знает, заметут мигом. Если же сунется в Европу, там его Интерпол сцапает. Насчет изменения внешности другая тема. Это мы с тобой мелкие сошки, а Мартын – человек серьезный, ему западло делать пластическую операцию, братва не поймет.
– А-а-а, ясно, – протянул Бройлер и уверенно добавил: – Тогда ты покойник.
Настал решающий момент. Мусоровоз остановился у запасного входа в здание столовой. Игорь с Бройлером, лениво прогуливавшиеся рядом, стремительно запрыгнули в кузов.
– Ну и вонища тут! – прочувственно сказал Бройлер.
– Дальше будет хуже. Все, больше ни звука, молчим, – Игорь натянул марлевую повязку.
Через некоторое время на беглецов высыпалась первая порция мусора. Это были пищевые отходы, липкая, вонючая масса. Игорь успел прикрыть лицо руками, но запах был так силен и омерзителен, что его едва не вырвало. Он попытался абстрагироваться от своего нынешнего положения, думая о свободе, которая ждала его уже через несколько часов.
Машина продолжила объезд. Сверху посыпался производственный мусор, опилки, стружка, мелкие дощечки. Запах дерева слегка перебил благоухание остатков тюремной кухни, но теперь возник другой повод для беспокойства: не задохнутся ли они под массой отходов? Давление становилось все ощутимее, а кислорода все меньше. Григорьев едва переборол желание разгрести кучу и встать на ноги.
Мусоровоз вновь остановился, снаружи послышались голоса, а потом глухой металлический стук. Кто-то стал на подножку огромного мусорного бака. Раздалось тихое настораживающее шуршание. Внезапно что-то серебристого цвета выскользнуло из серой кучи и замерло в каких-то десяти сантиметрах от лица Григорьева. Тут же послышался знакомый голос:
– Что вы, как сонные мухи! Энергичнее давайте, энергичнее!
Игорь узнал заместителя начальника лагеря. И какая нелегкая принесла его к воротам?!
– Они в прошлый раз зверски шуровали и пробили стенку кузова, – судя по словам, вмешался водитель. – Зачем мне проблемы?
– Пробили стенку? – недоверчиво спросил замначальника.
– Насквозь! Если бы там прятался человек, они бы из него дуршлаг сделали.
– Ну ладно, проезжай.
Заработал мотор, мусоровоз тронулся с места. Игорь выждал пару минут и начал подниматься.
– Эй, Бройлер, ты жив? – спросил он.
Снизу раздалось невнятное мычание, после чего куча зашевелилась, и рядом с Игорем возник силуэт культуриста.
– Суки, плечо зацепили, – из-за мусора, который облепил их со всех сторон, слова звучали глухо, неразборчиво.
– Сильно зацепили?
– Ерунда, жить буду.
Бройлер повысил голос, и Григорьев, вплотную придвинувшись к нему, сказал:
– Ты не ори, чего доброго, водила услышит.
– Он же в доле.
– Кто знает. На всякий случай лучше поостеречься.
Но Игорь, как и культурист, был уверен, что водителя подкупили. Заодно с охранниками, стоявшими у ворот. Он представил, какие деньги выплатил Мартын, чтобы люди согласились ему помочь, рискуя своей работой. Сумма получалась будь здоров. И это только начало!
Мусоровоз остановился. Через минуту снаружи по кузову постучали:
– Эй, вы живы?
– Давай, – скомандовал Игорь Бройлеру и начал энергично выбираться на поверхность.
– Ну и вонища от вас! – с чувством сказал мужчина лет сорока. – Отмыть бы для начала обоих, но время поджимает. На перекличке вас хватятся. Придется терпеть. Давайте в машину.
Рядом стояла неприметная «девятка». Игорь с Бройлером устроились на заднем сиденье. Водитель часа два ехал какими-то проселками, опасаясь встретиться на трассе с гаишниками. «Жигули» остановились у забора, огораживающего обычный деревянный дом, водитель посигналил. Тут же распахнулись ворота, а рядом нарисовался благообразный дедок. Когда беглецы вышли из машины, он сделал вид, будто не ощущает запах и предложил с дороги зайти в баньку, упирая на «с дороги».
Беглецы вымылись и попарились. Дедок к этому времени накрыл на стол. Пища была обычная, деревенская – сало, копченое мясо, яйца, соленые огурчики, – но Григорьев, привыкший к лагерной баланде, только усилием воли заставлял себя есть медленно, без суеты. Выставленное угощение казалось ему достойным торжественного королевского приема. Бройлер же перемалывал еду со скоростью импортного блендера.
