– Спасибо, Витя! Ты у меня самый лучший, самый заботливый, самый желанный!
Последнее слово все-таки прозвучало немного фальшиво, но Ефимов, похоже, этого не заметил. Он сегодня решил отказаться от привычного спиртного и за компанию пил сухое вино. Довольно скоро Виктор ощутил потребность избавиться от избытка жидкости в организме. Когда он сделал свое дело, около туалета его перехватил незнакомый мужчина:
– Виктор Степанович! А я вас обыскался. Мне сказали, что вы здесь, и я немедленно примчался сюда!
– Кто сказал? И я не припоминаю, чтобы мы были знакомы.
– Дело огромной важности. Мне бы хотелось обсудить его с вами.
– Вы разве не видите – я отдыхаю. Все дела забыты, к ним я вернусь завтра.
– Завтра может быть поздно, а речь идет о десятках миллионов, – понизил голос мужчина.
Названная сумма заставила Ефимова изменить свое решение. На своем уровне он редко сталкивался с такими деньгами и, мгновенно прикинув в уме примерную величину отката, как-то забыл о своем желании немедленно вернуться в зал. Вера десять минут подождет, ведь за это время их семейный бюджет пополнится несколькими сотнями тысяч зеленых. А то и миллионом – чем черт не шутит!
– Я вас слушаю, – посмотрел он мужчине в лицо.
– Ну не здесь же обсуждать такие серьезные вещи. Как говорится, и у стен есть уши. Тут рядом парк, там нам будет удобно.
Но до парка они не дошли. Водитель синего «форда» внезапно обратился к Ефимову:
– Извините, вы москвич?
– Да.
– Говорите громче, я плохо слышу, – мужчина распахнул дверцу.
Виктор наклонился и тут же получил мощный тычок в спину, отправивший его в салон легковушки. Там Ефимова ждала столь же неласковая встреча. Он получил удар электрошокера, мгновенно парализовавший его…
Ожидание мужа затягивалось.
«Желудок у него схватило, что ли?» – подумала Вера.
И тут ее внимание привлекло необычное зрелище. Между столиками ресторана разносили цветы. То есть в этом не было ничего странного, кроме одной детали. Цветы разносил мужчина. Он резво приблизился к Вере и томным голосом спросил:
– Дама не желает цветов?
– У дамы кавалер отлучился.
– Бывает. Иногда кавалеры отлучаются на одну минуту, а иногда на всю жизнь. Кстати, я сомневаюсь, чтобы перед отлучкой ваш кавалер оплатил счет.
– Этот кавалер – мой муж.
– Разве штамп в паспорте – стопроцентная гарантия от исчезновения мужчины? Наоборот, женатики – еще те ходоки налево.
– Может быть. Но только не из ресторана, в который он сам меня привел, – Вере не хотелось сообщать постороннему типу о годовщине свадьбы.
– Как раз в ресторане много разных соблазнов. За столиками я заметил парочку одиноких симпатичных женщин. А вы бы видели, какие тут стриптизерши! Пальчики оближешь.
– Кажется, вы продаете цветы? А я не собираюсь их покупать. И если мой муж заметит вас с этой клумбой в руках, он может подумать, что вы пытаетесь меня соблазнить, – ощущая нараставшее раздражение, холодно сказала Вера.
– А я объясню ему его ошибку, и он купит у меня самый лучший букет. Для такой очаровательной женщины, как вы, подходят только самые дорогие цветы.
– Вы слишком назойливы. А это, чтобы вы знали, годится не для каждого покупателя. Лично от меня вы ничего не дождетесь, хоть стойте у этого столика до посинения.
– А если мне захотелось просто с вами поговорить? Торговля ради такого дела подождет. Далеко не все в этой жизни определяется деньгами.
– Вот и наговорились. Уходите, или я обращусь к администрации ресторана.
Цветоноша зачем-то посмотрел на часы:
– Все, все, ухожу. Извините за беспокойство…
«Вот, сейчас все разъяснится», – почему-то без страха, просто с какой-то обреченностью подумал Ефимов, когда машина заехала во двор и остановилась у дома.
– Тут мы и обсудим наши дела, – с ухмылкой заявил мужчина, так ловко выманивший Ефимова из ресторана.
Виктор покорно выбрался из машины, понимая всю бессмысленность сопротивления. Он зашел в дом и здесь почувствовал, как внезапно ослабели и подкосились ноги. Душу заполнило предчувствие чего-то ужасного. Ефимов огляделся. Комната как комната, здесь люди живут, а не пытают или убивают себе подобных. Но такие мысли утешали слабо, страх целиком овладел Виктором.
Из соседней комнаты появился мужчина, произнесший до боли знакомым голосом:
– Ну, здравствуй, иуда!
Ефимов молчал. На него нашло какое-то затмение, он не мог вспомнить, кому принадлежит этот голос.
– Страшно тебе. Не думал – не гадал, что когда-нибудь придет час расплаты? Признайся, Витек, стоили ли годы, прожитые с Верой, преждевременной смерти?
– Игорь! – только сейчас Ефимов узнал говорившего.
– Ты от страха туго соображаешь. Наш общий друг Сквозняков все понял, едва услышал меня.
– Зачем ты его убил? Зачем ты хочешь убить меня? Ведь тебя посадили на двадцать лет, за это время Вера нашла бы себе мужа. Неужели ты этого не понимаешь?!
– Это я понимаю. Я не понимаю другого. Ты же называл меня другом. Так как ты мог сдать друга ментам?
– Я? Это ложь! Кто тебе сказал?
– Ты сам.
– Я? Игорь, ты шутишь!
– Меня отучили от этого еще в тюрьме. А ты даже не мог себе представить, что в ментовке выборочно записываются телефонные разговоры. Твой донос тоже записали, и он каким-то чудом сохранился за эти годы. У меня есть эта запись. Хочешь ее послушать?
– Нет! – испуганно вскрикнул Ефимов.
– Значит, признаешь, что донес на меня.
– Какая теперь разница! Зачем тебе мое признание? У тебя на руках железное доказательство, – обреченно и вместе с тем твердо сказал Виктор.
Удивительно, но, когда Ефимов понял, что у него нет шансов на спасение, он успокоился, страх куда-то ушел. Его место заняла жуткая тоска. Ведь он еще так молод, он столько не успел, столько не увидел, не воспользовался львиной долей предоставленных ему возможностей. А если и существует на самом деле загробный мир, то не ждет его там ничего хорошего!
– У тебя, как приговоренного, есть последнее желание. И я даже знаю какое, – в голосе Григорьева чувствовалась издевка.
– Это же мое желание, – попытался возразить Ефимов.
– Но ты, как примерный семьянин, даже в смертный час обязан думать о жене с дочерью.
– И что же?
– Каким же ты стал тупоголовым, Витя! Наверное, работа чиновником развивает только хватательные рефлексы, мозги при этом деградируют. У тебя наверняка есть заначка. И не одна. Где ты их хранишь? Пьющие пролетарии прячут деньги в инструментах, бедные интеллигенты – в томах Достоевского и Ницше. У тебя же они лежат в банке. Вот тебе чистый лист бумаги, пиши. Только учти. Тебя я с того света не достану, но дочку твою… Она, в отличие от Веры, мне никто.
