– Расскажи про него.
– Ну это… просто большое платье.
– Большое, как парашют? Как шатер цирка?
Несмотря на мое твердое намерение сохранять серьезность, Крикету, как всегда, удается меня рассмешить.
– Большое, как Мария-Антуанетта.
Крикет присвистывает:
– Это и впрямь большое. Как называются эти штуки? Кринолины?
– Что-то вроде того. В то время их называли «панье». Юбки расширялись в стороны и не напоминали по форме круг.
– Звучит мудрено.
– Так и есть.
– Забавно.
– Наверное, так бы и было, если б у меня появилась хоть одна идея, как это можно сделать. Панье выглядели как гигантские конструкции. Их невозможно сшить, их надо сконструировать. У меня есть кое-какие иллюстрации, но я никак не могу отыскать нормальные инструкции.
– Не хочешь показать мне эти иллюстрации?
Мои брови приподнимаются.
– Зачем?
Крикет пожимает плечами:
– Может, я смогу разобраться, как все это сделать.
Мне так и хочется заявить, что я не нуждаюсь в его помощи, как вдруг до меня доходит, что Крикет именно тот человек, который нужен для подобной работы.
– Мм… Да. Было бы здорово, спасибо. – Мы уже подходим к моему дому. Я осторожно пожимаю руку парня и отпускаю. – Дальше я справлюсь.
– Если я уже зашел так далеко, – дрогнувшим голосом говорит Крикет, – то могу проводить тебя еще немного. – И он тянется ко мне.
Я жду его прикосновения.
– Крикет!
Голос раздается откуда-то из промежутка между нашими домами, и рука парня падает. Наверное, его сестрица выбрасывала мусор. Каллиопа обнимает брата со спины. Я ее не вижу, но по голосу чувствую, что она готова заплакать.
– Тренировка была кошмарная. Не могу поверить, что ты здесь. А мне сказал, что не сможешь прийти. Господи, как же я рада тебя видеть. Я приготовлю горячее какао и все тебе расскажу… Ох, Лола!
Крикет мгновенно превращается в соляной столб.
– Твой невероятно заботливый братишка проводил меня с работы домой, – объясняю я. – Мои очки разбились, и я практически не вижу…
Каллиопа некоторое время молчит.
– И где же ты теперь работаешь? В кинотеатре?
Я удивлена, что она все знает.
– Ну да.
Каллиопа поворачивается обратно к брату:
– Значит, ты ходил в кино? А как же гигантский проект, который нужно подготовить к завтрашнему дню? Я-то думала, ты из-за него не смог приехать домой. Как странно.
– Кэл! – умоляюще вздыхает Крикет.
– Я буду на кухне. – Девушка уходит.
Я жду, пока она не заходит в дом.
– Тебе правда нужно до завтра подготовить проект?
Крикет выдерживает долгую паузу, прежде чем ответить.
– Да.
– И ты не ночевал дома, да?
– Нет.
– Ты приехал домой из-за меня.
– Да.
Мы вновь погружаемся в молчание.
Я беру парня за руку:
– Тогда отведи меня домой.
Глава восемнадцатая
Я поощряю поведение Крикета. Но ничего не могу с собой поделать.
Почему я не могу остановиться?
Я прижимаю ладонь ко входной двери, а затем прислоняюсь к ней лбом. И слышу, как по ту сторону удаляются его шаги. Тихие и неторопливые. Из-за меня все только усложняется. Из-за меня у нас не получается дружить. Но ведь это Крикет не побоялся вернуться. Доказал, что он выше этого. Хотя ему следовало бы держаться от меня подальше.
Я не хочу, чтобы Крикет держался от меня подальше.
Так чего же я хочу? Ответы неясны. Единственное, в чем я уверена, это в том, что не хочу больше разбивать сердца. Ни ему, ни себе. Все-таки ему лучше держаться от меня подальше.
– Этот мальчик Белл здорово подрос, – говорит Нора.
Я замираю. Она отдыхает на бирюзовом шезлонге перед панорамным окном. Как долго она сидит здесь? Должно быть, она нас видела. А может, и слышала? Нора смотрит Крикету вслед до тех пор, пока он не исчезает из виду, и лишь тогда переключается на меня:
– Ты выглядишь усталой, Лола.
– Посмотри на себя, – огрызаюсь я.
– Справедливо. – Нора грустно усмехается.
Но она права. Я измучена. Мы смотрим друг на друга. Образ Норы расплывается, и все-таки я вижу ее достаточно отчетливо. Серая рубашка болтается на ней как на вешалке. Нора позаимствовала у Энди старое бабушкино одеяло, обернувшись им для тепла. В ее лице нет жизни. И вся она какая-то обвисшая. Словно собственное тело ее отвергает.
Интересно, что Нора видит, когда смотрит на меня.
– Знаешь, что нам нужно? – спрашивает она.
Мне не нравится это «мы».
– Что?
– Чай. Нам нужен чай.
Я выдыхаю:
– Мне не нужен чай. Мне нужно поспать.
Нора поднимается, ворча так, словно у нее все болит. Словно ее тело такое же древнее, как и одеяло у нее на плечах. Нора берет меня за руку, и я вздрагиваю. По сравнению с успокаивающим прикосновением Крикета ее прикосновение кажется особенно неприятным. Она ведет меня на кухню, и я слишком измучена, чтобы сопротивляться.
Нора выдвигает для меня стул. Я падаю на него.
– Я скоро вернусь, – говорит Нора.
Я слышу, как она карабкается по ступенькам, после чего открывается дверь моей спальни. Но прежде, чем я успеваю занервничать, дверь закрывается. Вернувшись, Нора протягивает мне запасные очки.
Я удивлена:
– Спасибо.
– А что случилось с предыдущими?
– Их раздавили.
– Кто-то наступил на твои очки? – Похоже, Нора в ярости.
– Не специально. Боже! – Я хмурюсь. – Неужели родители все еще не вернулись домой?
– Наверное. Какое мне дело?
Нора набирает в медный чайник воду из-под крана и с такой силой плюхает его на плиту, что та вздрагивает.
– Вы опять поругались, – констатирую я.
Нора не отвечает, однако по злобно-обиженному виду, с которым она роется в коробке с чаем, понятно, что так и есть. Ее личной коробке с чаем.
– Нет! – Я вскакиваю. – Ты не станешь читать мою судьбу по чайным листьям!
– Глупости. Как раз это тебе и нужно…
– Ты ничего не знаешь о том, что мне действительно нужно. – Обидные слова вырываются прежде, чем я успеваю остановиться.
