– Иногда я вижу его через окно по выходным.
– Через окно? Окно твоей спальни?
Я смотрю на Макса с прищуром:
– А потом задергиваю занавески. Конец истории.
– Лола, не могу поверить…
– Ты никогда мне не веришь!
– Потому что ты вечно прикрываешь свою жопу! Неужели ты думаешь, будто я не понимаю, что ты многого недоговариваешь. Что там было в Мюир Вудс, Лола?
– Что?
– Ты меня слышала. Натан хотел заставить тебя что-то мне рассказать за обедом. Он был с вами, не так ли? Твой сосед.
– О боже, да ты сумасшедший! Это был семейный пикник. Ты становишься параноиком и просто подтасовываешь факты.
Я в панике. Откуда Макс узнал?
– Неужели?
– ДА! Не могу поверить, что ты думаешь, будто я стала бы лгать о таком. – Господи, теперь меня отправят в ад. Я плачу. – С чего ты вообще убежден, что я пытаюсь тебя надуть?
– Не знаю. Может, потому что я ни разу не видел тебя в одном и том же образе. И не знаю, какая ты на самом деле.
Слова Макса разрывают мне сердце.
Он понимает, что зашел слишком далеко. И подается вперед, словно надеясь разрушить заклятие:
– Я совсем не то имел в виду. Ты же знаешь, мне нравятся сумасшедшие наряды.
– Ты всегда говоришь все как есть, – шепчу я.
Какое-то время Макс массирует виски.
– Прости. Иди сюда. – Он меня обнимает.
Я крепко обнимаю Макса в ответ, словно боясь, что он вот-вот исчезнет. Мне хочется извиниться за все, но я боюсь сказать правду. Я не хочу его терять.
Когда двое людей влюблены друг в друга, это должно сработать. Просто обязано сработать. Не важно, в каких трудных обстоятельствах они оказались. Я вспоминаю лирические песни Макса, те, которые он играл у себя дома, и те, которые написал для меня. Думаю о нашем будущем – о том времени, когда больше не буду привязана к родителям. Костюмы днем, рок-клубы ночью. Мы оба добьемся успеха, и лишь благодаря друг другу.
Любовь приведет нас к успеху.
Макс целует меня в шею. Потом в подбородок. В губы. Его поцелуи страстные и многообещающие. Макс мой единственный. Мы любим друг друга, а значит, так все и должно быть.
Макс отрывается от меня:
– Сейчас я настоящий, а ты?
Я в смятении.
– Я тоже.
И все же на губах остается привкус страха. Привкус лжи.
Глава двадцать вторая
Я жалуюсь на Макса луне, но это не приносит никакого облегчения. Ее свет озаряет окно Крикета.
– Макс не любит, когда я одета слишком просто, и в то же время, стоит нам начать спорить, издевается над моим повседневным видом. Он вечно мной недоволен.
Луна скрывается за тучей.
– Ну ладно, я ему врала. Но ты же видишь, какой он ревнивый. Мне приходится это делать. С какой стати я должна оправдываться за то, что дружу с другим парнем.
Я жду. Небо по-прежнему темное.
– Прекрасно. Ситуация с сама знаешь кем просто ужасна. Возможно… Макс и Каллиопа не такие уж и разные. Вот только, если я сама никак не могу заслужить его доверие, какое он имеет право ждать, что я стану доверять ему после возвращения? Понимаешь, что я имею в виду? Насколько это унизительно? – Я закрываю глаза. – Пожалуйста, скажи мне. Что делать?
Несмотря на прикрытые глаза, мне кажется, что на улице стало чуть светлее. Я открываю глаза. Облака исчезли, и окно Крикета залито лунным светом.
– У тебя дурацкое чувство юмора, – говорю я.
Луна не отвечает. Сама не зная почему, я беру со столика кучку шпилек. И по очереди, взяв за головки, бросаю одну за другой. Дзынь! Дзынь! Дзынь-дзынь! После седьмой шпильки Крикет открывает окно.
– Шалость или гадость, – говорю я.
– Что-то случилось? – сонно спрашивает парень. На нем боксерские трусы, браслеты и фенечки.
О ГОСПОДИ! ОДНИ ТРУСЫ.
– Нет.
Крикет трет глаза:
– Нет?
НЕ СМОТРИ НА ЕГО ТЕЛО. НЕ СМОТРИ НА ЕГО ТЕЛО.
– Куда-нибудь ходил сегодня вечером? – Я высовываюсь в окно, протягивая Крикету конфету. Натан купил хороший, фирменный шоколад, не тот обычный дешевый из серии «Тутси попс» и не те маленькие шарики со вкусом лайма. – К вам, наверное, приходила куча детей?
Крикет непонимающе на меня смотрит:
– Ты подняла меня посреди ночи… чтобы поговорить о конфетах?
– А сейчас все еще жарко, да? – вырывается у меня. И тут же хочется умереть на месте.
Потому что Крикет превращается в статую, поняв, что стоит передо мной почти голый. Но я не смотрю, нет, нет! Совсем не смотрю.
– Пошли прогуляемся!
Мое восклицание приводит парня в чувство. Он потихоньку отступает в глубину комнаты, стараясь делать это не слишком поспешно.
– Сейчас? – спрашивает он из темноты. – Сейчас половина третьего утра.
– Мне надо с кем-нибудь поговорить.
Крикет отворачивается. Похоже, он нашел штаны. И уже их надевает.
Я краснею.
Он на мгновение задумывается, натягивает футболку через голову и кивает. Я сбегаю по лестнице мимо спальни родителей, временной комнаты Норы и незаметно выхожу на улицу. Крикет уже там. На мне пижамные штаны с узором в виде суши и белый топ. При виде одетого Крикета я в очередной раз чувствую себя голой, особенно когда замечаю, что парень поглядывает на мою голую кожу. Мы поднимаемся вверх по холму и выходим на угол нашей улицы, без всяких слов понимая, куда надо идти.
В городе тихо. Грубый дух Хэллоуина отправился спать.
Мы подходим к большому холму, отделяющему нас от Парка Долорес. На вершину ведут восемьдесят ступенек. Я считала. Где-то на двадцатой Крикет останавливается:
– Ты собираешься рассказывать, что у тебя на уме, или я так и буду мучиться неведением? Честно говоря, я не большой любитель играть в догадки. Было бы куда проще, если бы люди говорили то, что думают, не заставляя остальных ходить вокруг да около.
– Прости.
Крикет впервые за долгое время улыбается:
– Да ладно. Не извиняйся.
Я отвечаю слабой улыбкой.
Парень тут же становится серьезным:
– Это по поводу Макса?
– Да, – тихо говорю я.
Мы трогаемся с места и медленно поднимаемся по ступенькам.
– Он сегодня сильно удивился, увидев меня. Он ведь не знает, что мы видимся, так?
В голосе Крикета слышится такая грусть, что я замедляю шаг, обхватывая себя руками:
