– Сент-Клэр рассказал мне о том, что случилось. С Максом! – Крикет ждет, что я скажу. Но, понимая, что я молчу, продолжает: – Я… Я прошу прощения, что не перезвонил. Я злился. Я рассказал Кэл о той ночи в твоей комнате, и она вышла из себя. Заявила, что предупреждала тебя, чтобы ты держалась от меня подальше, и между нами возникла вражда. Я бесился, что сестра говорила с тобой за моей спиной, а ты мне ничего не рассказала. Словно… посчитала, что я не способен с этим справиться.
Я вздрагиваю и сворачиваюсь клубочком. Почему я Крикету не рассказала? Потому что не хотела, чтобы он решил, будто обвинения Каллиопы – правда? Или потому что боялась, что он поверит ей, а не мне? Я трусиха. И боюсь Каллиопу не меньше, чем она меня.
– Но… все это дела давно минувших дней. – Я слышу, как Крикет нервно ерзает на коленях. – Я пытаюсь сказать… то есть я клоню к тому, что я много размышлял обо всем этом и понял, что на самом деле я совершенно на тебя не злюсь. Я злюсь на себя. Это я залез к тебе в окно. Это я не могу держаться подальше. Все, что произошло, моя ошибка.
– Крикет, это не твоя ошибка, – хрипло говорю я.
Парень молчит. Я открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня. Я тоже смотрю на него.
– Луна сегодня яркая, – наконец говорит он.
– И холодная.
На глаза вновь наворачиваются слезы. И катятся по щекам.
Крикет протягивает руку, касаясь моей шеи. Затем поднимается выше, поглаживая подбородок, щеку. Я закрываю глаза, не в силах выносить это ощущение, вспыхивающее внутри, когда он вытирает мои слезы. Парень аккуратно придвигается ближе. Я поворачиваю голову и приникаю щекой к его ладони. Несколько минут Крикет не двигается.
– Прости, что не рассказала про наш разговор с Каллиопой, – шепчу я.
Крикет осторожно отстраняется, и я замечаю на тыльной стороне руки очередную звезду.
– Я переживаю только из-за того, что сестра пошла выяснять с тобой отношения. Это не ее дело.
– Она просто беспокоилась о тебе, – говорю я, вдруг осознавая, что действительно в это верю. – И у нее было на это полное право. Я не слишком хороший человек.
– Неправда, – шепчет Крикет. – Зачем ты так говоришь?
– Я была для Макса ужасной девушкой.
Долгая пауза.
– Ты его любила? – тихо спрашивает он.
Я сглатываю:
– Да.
Крикет выглядит несчастным.
– И ты по-прежнему его любишь? – спрашивает он. Но прежде, чем я успеваю ответить, он выпаливает на едином дыхании: – Забудь, я не хочу знать.
И вдруг Крикет Белл оказывается в моей постели. Он прижимается ко мне всем телом, и его губы ищут мои.
Мои чувства вспыхивают с новой силой. Я так долго его хотела.
А теперь я хочу подождать еще немного.
Я прикладываю ладонь к его рту, и как раз вовремя. Его губы нежно прижимаются к моим пальцам.
Я медленно-медленно их убираю:
– Нет, я больше не люблю Макса. Но я не хочу отдаваться тебе такой опустошенной, такой надломленной. Я хочу быть наполненной, когда это произойдет, хочу дарить тебе что-то в ответ. Сейчас я не способна дать много.
Мышцы Крикета напряжены, грудь тяжело вздымается.
– Но ты захочешь меня однажды? То чувство, которое ты раньше испытывала ко мне… возможно, оно прошло?
Наши сердца бьются в едином ритме. Поют одну песню.
– Оно никогда не проходило, – говорю я.
Крикет остается со мной на всю ночь. И хотя мы не разговариваем и не позволяем себе ничего большего, это именно то, что мне необходимо. Успокаивающее присутствие того, кому я доверяю. И когда мы наконец засыпаем, сон оказывается очень крепким.
Таким крепким, что мы не замечаем рассвета.
Не слышим, как внизу закипает чайник.
Не слышим шаги Натана до тех пор, пока он не оказывается прямо над нами.
Глава двадцать седьмая
Натан хватает Крикета за плечи и вышвыривает из моей кровати. Крикет корчится в углу, когда я наконец нащупываю ближайшие очки. Моя кожа пылает.
– Что, черт возьми, здесь происходит? Он что, проник сюда, пока… – Натан замолкает, заметив мост. Он подходит к Крикету, съежившемуся до такой степени, что он стал с Натаном практически одного роста. – И как давно ты лазаешь в комнату к моей дочери? Сколько дней? Недель? Месяцев?
Крикет от страха едва способен говорить:
– Нет! О боже, нет! Сэр! Простите, сэр.
В комнату вбегает Энди, растрепанный и взволнованный:
– Что происходит? – Он видит Крикета, скорчившегося под нависающим над ним Натаном. – Ох!
– Сделай что-нибудь! – прошу я Энди. – Он убьет его!
На лице Энди появляется зверское выражение, и я вспоминаю слова Макса о том, как жутко иметь дело с двумя заботливыми папашами. Однако это выражение исчезает, и он делает осторожный шаг в сторону Натана:
– Милый. Я тоже хочу его убить. Но давай сначала поговорим с Лолой.
Натан пугающе неподвижен. Он настолько зол, что его рот почти не двигается.
– Ты! Выметайся!
Крикет бросается к окну. При виде моста глаза Энди лезут на лоб.
– Через входную дверь, Крикет! Выметайся через входную дверь!
Крикет поднимает обе руки, и при дневном свете я впервые замечаю на его ногтях остатки голубого лака.
– Я просто хотел сказать, что мы ничего не делали. Только говорили и спали – спали в смысле спали, – быстро добавляет парень. – С закрытыми глазами, не распуская рук, и видели сны. Невинные сны. Я бы никогда не стал делать что-то за вашей спиной. Я хочу сказать, ничего бесчестного. То есть…
– Крикет, – обрываю я.
Парень смотрит на меня жалким взглядом:
– Прости.
А затем он сбегает вниз по лестнице и несется к входной двери.
Натан пулей вылетает из моей комнаты, и в следующую секунду дверь родительской спальни с шумом захлопывается.
Долгое время Энди молчит. А затем тяжело вздыхает:
– Потрудись объяснить, откуда сегодня утром в твоей кровати взялся этот мальчик?
– Мы ничего не делали. Ты должен мне верить! Он пришел только потому, что знал, как мне грустно. Хотел убедиться, что со мной все в порядке.
– Долорес, так мальчики и пользуются девочками. И другими мальчиками тоже, – вздыхает Энди. – Они нападают, когда ты беззащитна, когда твои чувства уязвимы.
От этого намека я свирепею:
– Крикет никогда бы мной не воспользовался.
– Он забрался к тебе в кровать, ясно осознавая, что ты тоскуешь по другому человеку.
