- Тужься! - снова командовала медсестра.
Аленка схватила мою ладонь, провела ею по своему лицу и… впилась в нее зубами!
Мы заорали вместе. Аленка - громко, протяжно. Я - стиснув зубы.
И тут к нашему крику присоединился еще один - тонкий, пронзительный, как будто пищит голосистый котенок.
Я увидел в руках врача красное, мокрое, кричащее существо.
- У вас мальчик! - произнес он.
Комната поплыла у меня перед глазами. Мальчик… Сын… Он родился. Вот он, передо мной. Это он и есть!
Что за вонь?
Оказывается, вторая медсестра поднесла к моему носу ватку с нашатырем. Я дернулся. Комната больше не плыла.
- Обмороки нам сейчас ни к чему, - ласково проговорила она.
- Я не собирался падать в обморок!
- Вот и хорошо.
- Мирон, - Аленка сжимала мою ладонь.
Она улыбалась, по ее щекам катились крупные слезы. Я бросился ее обнимать, целовать, а она все время смотрела туда, где медсестра проделывала какие-то манипуляции с нашим сыном. Боже, как это странно и непривычно звучит!
Потом она подошла к нам, с ребенком на руках, положила его Аленке на живот. Я смотрел на него с некоторой опаской.
Розовое сморщенное личико, зажмуренные глазки, крошечные ручки, сжатые в кулачки. Это вообще настоящий человек?
Это мой сын!
Я говорю это себе снова и снова, но, кажется, по-настоящему до меня не доходит…
***
Алена
Это было ужасно. Я даже не представляла, что будет настолько больно. Но я готова пройти через это снова. Ради этого чуда, которое сейчас лежит у моей груди.
Наш сын впервые поел! Взял грудь, зачмокал, жадно и блаженно.
- Какой молодец, - похвалила медсестра. - Сразу взял грудь.
- Весь в меня, - ляпнул Мирон.
Он уже выглядел не таким растерянным, как в родовой палате. Честно говоря, мне было его жалко. Я даже хотела его прогнать, чтобы он не мучился. Но он ни в какую не соглашался.
Да и я, на самом деле, не хотела, чтобы он уходил. Держаться за его руку в такой важный момент очень много для меня значило. Мы вместе прошли через это!
И теперь вместе обнимаем нашего сына.
- Марк? - спросила я.
- Ну посмотри на него. Какой же это Марк? Это вылитый Егор! Егорка…
Мы давно спорили об имени. Я настаивала на своем, но и Мирон не уступал. Но сейчас, когда он нежно и ласково произнес: “Егорка”, я вдруг поняла, что именно так зовут нашего сына.
- Егорка, - повторила я, пробуя имя на вкус. - Подходит!
- Егор Миронович, не хотите ли ко мне на ручки?
Мирон осторожно, поддерживая головку, как учили на курсах, взял Егора. Прижал к себе, к самому сердцу. Сел рядом со мной.
- Не могу поверить, что он настоящий, - прошептал он.
- Как покакает, сразу поверите, - прокомментировала ситуацию заглянувшая в палату медсестра. - У вас все в порядке?
- Да, все хорошо, - отозвалась я.
Все очень-очень хорошо!
И пусть у меня руки дрожат от слабости, и я чувствую себя так, как будто меня сначала вывернули наизнанку, а потом обратно. И при этом не все встало на свои места...
Все равно я сейчас - самый счастливый человек на свете.
- Это наш сын, - повторил Мирон. - Егорка. Я… я очень его люблю!
Голос Мирона дрогнул. Кажется, мой суровый муж расчувствовался.
- И тебя люблю!
Мирон взял меня за руку. Я увидела в его глазах слезы.
- Только не говори никому! - прошептал он.
- Что ты нас любишь?
- Что я разревелся, как девчонка!
- А ты не говори никому, что я отказывалась рожать.
- Договорились. Будем хранить наши секреты.
- Но наш главный секрет все уже знают, - заявила я.
- Какой секрет?
- Мы с тобой - два сапога пара. Два чокнутых сапога.
- Три сапога, вообще-то, - возразил Мирон.
- Точно…
Он уложил Егорку рядом со мной, сам тоже пристроился рядом, положив голову на подушку. Он обнял нас, закрыл своей большой сильной рукой.
Как хорошо. Как спокойно.
Теперь я знаю, как ощущается абсолютное счастье...
Конец!
