— Ладно, делай, раз надо.
Надя улыбается еще шире, записывая на свой счет еще одну победу, и переходит в более решительное наступление.
— Слушай, а партнер твой? Вы же вместе проект ведете? Его бы тоже подтянуть.
— Нет, Надь. Ни к чему Семена лишний раз в прессе светить. Сразу набегут правдорубы идейные с криками о том, как он в девяностые конкурентов гасил. Нам этого не надо. Медийным лицом должен быть я один.
— Да, ты правильно говоришь — ни к чему, — Надя отставляет опустевшую чашку в сторону и смотрит на меня вопросительно: — Сегодня к тебе или ко мне?
— Сегодня мы по домам разъедемся, — я делаю знак проходящему официанту и лезу в карман за бумажником.
Надя едва заметно хмурит брови и, не дождавшись объяснений, кивает и берет с соседнего стула сумку.
— Тогда завтра я пришлю тебе снимки на утверждение.
— Выбери любой, Надь. Доверяю твоему вкусу.
— Договорились, — она поднимается и в течение нескольких секунд разглаживает несуществующие складки на брюках. — Ну тогда звони, как посвободнее будешь.
Я киваю. Конечно, я ей позвоню. Может, на следующей неделе, может, через две, через месяц, хер знает. Когда-нибудь, когда этот раздрай от вида заплаканных глаз Яны и этой гребаной Барби уляжется. Пока он жив, на орбиту привычного существования вернуться не получается. Образ Липучки преследует меня повсюду — посреди делового ужина, в спортзале, в машине, перед сном. Грызет простреленный пятак изнутри и никуда не уходит, и я пока не понимаю, как со всем этим справиться. Если проблема есть, я привык ее решать. Мешает — выкинуть. Хочется — взять. Накосячил — исправить. А сейчас не знаю, как быть. Исправить ситуацию хочется, а ресурсов нет. Я не эксперт в чувствах, но понимаю, что если пойти к этой девчонке, то так, чтобы сердце, яйца, руку и весь мир к ее ногам положить. Потому что только такого она заслуживает. Вот эти все фильмы с прекрасными принцами — они все для такой, как она. Чтобы принц на руках носил и замуж выйти предложил. А я не тяну на такого принца. Я ее у стенки в своем кабинете трахнул и девственности лишил, потому что хотел проучить. Последнее убивает сильнее всего. Потому что девчонка куклу пятнадцать лет хранила, а ее первый раз вот таким вышел. Можно, конечно, себя успокоить, что не одна Яна такая на свете, у кого он не как в ванильной сказке, но факт в том, что мне насрать, как там у других. Может, потому что она на них не похожа.
Расплачиваюсь по счету и еду домой.
***
— Хороший агрегат, — удовлетворенно хмыкает Семен, разворачивая ко мне ноутбук, во весь экран которого распласталось изображение «Bentley Bentayga». — Янке хочу на день рождения подарить. Что скажешь?
Я морщусь. Черт знает, с чего такой гигант, как «Бентли», решил последовать повальной моде на кроссоверы и создать эту уродливую лупоглазую машину. Внутри начинка у нее, может быть, и ничего, но снаружи… Никак она не вяжется с аристократичной внешностью Яны. Ей бы «Порше» или «Мерс Gle».
— Присмотрись лучше к «Cayenne». Я на днях на Таганке в салоне был. Там один в эксклюзивном голубом цвете стоит.
Под цвет ее глаз.
— А чего? «Бентли» не нравится тебе? Редкая же машина.
— Сам смотри, Семен. Ты свою дочь лучше знаешь. Как у нее дела, кстати?
— Да все в порядке вроде. Повеселела. Я говорил, где она работает сейчас? — глаза Галича вспыхивают отеческой гордостью, и я невольно начинаю улыбаться. — Она же от моей помощи все отказывалась, коза упрямая. А в итоге устроилась в «ГазИнвест». Сама, Андрей. Не мне тебе рассказывать, как в госкомпаниях все устроено, — сват на свате, брат на брате. А моя юристка сама, представляешь? На собеседование сходила, и через час ей перезвонили, что приняли. Так радовалась она, чуть сам не прослезился. Возраст, что поделаешь. Ну и горжусь, конечно, дочкой.
— Молодец, ага, — киваю.
То, что Яна уже неделю работает юристом в «ГазИнвесте», для меня не новость. Липучка, конечно, девчонка с головой, но хер бы ее кто туда взял, даже если бы у нее десятилетний опыт работы за плечами был. На их зарплаты и столовскую икру в серебряных плошках из сватов-братов очередь стоит на годы вперед. Если бы я одному мудиле-должнику руки не выкрутил — не взяли бы даже с фамилией Галич. То, что порадовалась, — хорошо. Еще бы мне немного полегчало. Но, нет, не полегчало нисколько.
— Ладно, заеду сегодня после обеда в салон, — вздыхает Семен, сворачивая изображение на экране, — гляну на этот «Каен». Не слишком избито, думаешь?
— В таком цвете точно не избито.
— Ну ладно. Ты сам-то приедешь? Празднование в субботу.
— Меня в городе не будет — я лечу на бошевский семинар в Штутгарте.
Семен смотрит на меня с недовольством и даже скрывать его не пытается. Для него это личное — я обязан присутствовать на дне рождения его дочери прежде всего из уважения к нему. Придется ему мой отказ проглотить, потому что его представления о дружбе сейчас не в приоритете.
— Это по «Серпу и Молоту» семинар, что ли? Исполнительного своего отправь.
— Он и так летит со мной. Билеты уже куплены, и я участие подтвердил.
Семен раздраженно поджимает губы, но больше ничего не говорит.
***
Штутгарт встречает нас паршивой погодой и свинцовым небом. Осень здесь в разы мрачнее, чем в Москве, а лающая немецкая речь эту мрачность усугубляет. Может, неприязнь к Германии у нас, у русских, в крови, хер его знает. Семинар я, конечно, высиживаю и даже парочкой контактов с австрийцами обмениваюсь на тему сотрудничества. Предлагают свою линейку дорогих отверток завозить. Знают, как в России обожают понты.
После семинара ужинаю в ресторане при отеле и поднимаюсь в номер. На часах едва семь, а мне здесь еще два дня чалиться. В Москве уже восемь, а значит, празднование Яниного дня рождения началось. Семен говорил, что отмечать будут у Илюхи в ресторане, — Малышев, конечно, рад. Удачный для его казны вечер.
Я открываю ноутбук, собираясь раскидаться с присланными Мишиной документами, и едва тычу в значок почты, мой телефон вибрирует на журнальном столе. Смотрю на экран, и под ребрами начинает знакомо ныть.
«Неужели все-таки не придешь?»
Я несколько секунд смотрю на это сообщение и нажимаю «Удалить». Прости, девочка Яна, не приду. И даже банальных цветов не пришлю, и на это СМС не отвечу. Буду последним бездушным мудаком в твоих глазах. Ты, конечно, меня оправдаешь, но когда-нибудь тебе надоест это делать.
17
Андрей
Шесть месяцев спустя, Лондон
— Хочешь к дяде Андрею, Матвей? — Сергей расхаживает по гостиной на руках с сыном, который больше напоминает куклу из витрины «Детского мира»: маленькое тельце в голубом костюме, круглая голова с пушком и едва заметный нос. — Мама как раз тебе памперс не надела — пописаешь ему на рубашку.
