Повисает густая пауза, и Булат первым ее нарушает:
— Иди сюда.
Жидкое пламя обдает живот, лижет жаром лицо. Это не очередное поручение «подай-принеси», потому что я знаю этот взгляд и этот тон.
Первый шаг — я обхватываю низ майки. Второй — тяну ее верх и сбрасываю на пол. Третий — останавливаюсь, обожженная темнотой его взгляда и под разгоняющиеся удары сердца, стягиваю с себя штаны.
— Презервативы в ящике, — глухо напоминает Булат.
Еще до того, как я успеваю перекинуть через него ногу, он стягивает вниз одеяло. Он абсолютно голый, налитый кровью член прижат к животу. Я шумно выдыхаю и упираюсь ладонями по обеим сторонам его плеч. Жмурюсь, едва промежность, моментально ставшая сверхчувствительной, соприкасается с горячей кожей его живота.
— Не больно? — шепчу близко к его губам.
Ответом становится прикосновение ладони к ягодице. Почти ласковое, оно становится более размашистым и интенсивным, и переходит в короткий жадный шлепок.
— Садись.
Захлебнувшись сдавленных охом, я прижимаюсь к его рту, обхватываю губами язык и скольжу по нему вверх и вниз, имитируя наше слияние. Нащупываю под собой член, чтобы направить его в себя, но Булат коротко мотает головой: мол, не так. Здоровой рукой тянет мое колено вверх, давая понять, что хочет, чтобы я встала на ступни.
Сердце гулко грохочет, разнося по телу дрожь предвкушения. Булат зубами отрывает фольгу, раскатывает презерватив на члене и, придерживая его у основания, давает мне знак опускаться. Я жмурюсь и тихо постанываю, принимая его сантиметр за сантиметром. Обычно Булат входит меня сам, а сейчас, очевидно, из-за ранения, впервые передал управление мне.
В такой позе его член ощущается особенно объемным — даже теснит внутренности. Я уже знаю, что должна делать все сама, а потому начинаю двигаться. С шипением сцеживаю воздух, когда эрекция в влажным чавканьем входит в меня, постанываю, когда ее верхушка задевает клитор.
Губы Булата приоткрыты, взгляд из под густых ресниц — темный и мерцающий. Он не трогает меня, не пытается руководить — только наблюдает. Пару раз жмурится и морщит лоб — не знаю, от боли это, либо потому что ему хорошо.
Я привыкла, что в сексе Булата всегда много, и он меня подчиняет, а потому в этой непривычной свободе мне начинает не хватать его прикосновений. Их жаждут мои грудь, соски, бедра, живот, шея. Я хочу, хочу. Не переставая двигаться, я нащупываю его ладонь, лежащую на одеяле, прижимаю к своему бедру.
— Да… Да… — шепчу, когда пальцы грубо сминают кожу. Глаза Булата вспыхивают ярче, заставляя меня двигаться быстрее, принимать его с размаху и до упора.
Моя неуверенная осторожность испаряется, за секунду меняя атмосферу вокруг нас. И вот я уже скачу на нем, покрывшись потом, издаю грубые животные звуки, неминуемо подталкивая себя к грядущей развязке.
Хочу сказать ему. Хочу сказать ему. Я хочу сказать ему.
— Люблю тебя, — беззвучно шевелю лишь губами, ловя его напряженный взгляд в гаснущем зазоре век. — Люблю... Люблю.
Скулы Булата каменеют и заостряются, он закрывает глаза. Оргазм лишает меня координации, делает ноги слабыми. Не в силах больше ни думать, ни двигаться, я впиваюсь пальцами в изголовье кровати и отдаюсь его последствиям. Собственная пульсация перебивается упругим выбросом спермы и тяжелым дыханием: Булат кончает в презерватив.
Я даю легкому головокружению стихнуть и осторожно сползаю на кровать. Булат лежит с закрытыми глазами, а рваные вздохи и быстро вздымающаяся грудь напоминают, что он еще далеко не здоров.
Он не любит, когда я комментирую его здоровье, поэтому я молча прижимаюсь к нему грудью и целую плечо. Так мы лежим до тех пор, пока Булат не решает встать.
Швырнув презератив в стоящую рядом с тумбочкой урну, он оборачивается к мне:
— Ты кормить меня будешь?
Расплывшись с неизбежной улыбке, я за секунду подлетаю на кровати и нащупываю на полу штаны. Какое идеальное утро! Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть так будет всегда.
До обеда Булат запирается у себя в кабинете, а в это время позволяю себе попасть под власть фантазии, которые долгое время держала на коротком поводке, и изучаю список лучших отелей на озере Гарда. В моих мечтах мы с Булатом проводим там уик-энд в номере, оформленном в лучших традициях средиземноморского интерьера: просыпаемся на залитой светом кровати, занимаемся любовью, выходим на улицу и добредаем до первой попавшейся кафешки, где улыбчивый владелец угощает нас завтраком: вкуснейшим кофе и воздушными круассанами.
На землю спускаюсь я лишь когда в гостиную заходит Булат. Я так отвыкла видеть его в костюме, что невольно напрягаюсь.
— Я еду в город. Если тебе туда нужно, поторопись.
— А ты надолго? — вырывается из меня.
— Пока не знаю.
Я даю себе несколько секунд на раздумья. Марина сегодня допоздна работает, итальянский у меня завтра. Как бы мне не хотелось провести лишний час рядом с Булатом, другой причины в город ехать у меня нет.
Я мотаю головой.
— Останусь тут. Вдруг ты задержишься. Кому-то же надо будет покормить Акбаша.
Булат уезжает, а я провожу остаток дня, занимаясь английским, который временно забросила из-за переживаний, и чтением нового детектива. Когда за окном темнеет — начинаю беспокойно поглядывать на часы. Что Булат делает в городе так поздно? Какие могут быть дела после девяти вечера?
Моих спокойствия и выдержки хватает до половины одиннадцатого вечера, после чего я ему звоню. Ничего же в этом такого нет? Я за него волнуюсь, тем более после того покушения, да и вообще, могу бояться оставаться в таком большом доме одна.
Протяжные гудки один за другим раздражают барабанную перепонку, но Булат не отвечает. Через час я пробую набрать ему еще раз, но результат остается тем же. С трудом гася в себе поднявшееся волнение, я добредаю до его спальни и забираюсь в кровать. Так я точно не пропущу его приход.
Звон будильника по привычке будит меня в шесть утра. Щурясь от солнечного света, щедро льющегося в распахнутые шторы, я оглядываюсь и чувствую, как сердце падает. Булата до сих пор нет.
46
Шорох колесных шин влетает в приоткрытое окно в тот момент, когда я пью на кухне пустой горький кофе. Едва не выронив из рук чашку, я подбегаю к окну, чтобы удостовериться, что это действительно приехал Булат и ничего страшного с ним не произошло.
Он выходит из машины, говорит что-то вышедшему вслед Равилю и идет к дворовой дорожке, по которой ему навстречу радостно несется Акбаш. Пожалуй, впервые зрелище их обоюдной любви не вызывают во мне ни улыбки, ни тепла. На часах уже половина первого дня. Я ведь чего только не передумала за время его отсутствия: и то, что в него снова стреляли, и то, что про тот случай кто-то узнал и Булата арестовали. Всю душу себе измотала. А он здоровый и невредимый милуется со своим обожаемым псом, и у него даже мысли не возникает побеспокоиться о какой-то там Тае.
