Когда я перехожу к мытью полов, звонит телефон — на нем горит вызов от мамы. Я чувствую непроизвольный укол вины: мы с ней нечасто общаемся, а потому я всегда стараюсь набирать ее первой. Обычно делаю это по субботам, но в свете собственных переживаний, это вылетело у меня из головы.
— Привет, мам, — придерживая телефон плечом, я снимаю резиновые перчатки. — Все в порядке?
— Здравствуй, Татиш. Да, все нормально, не волнуйся. Не отвлекаю тебя? Ты не с Мироном? Если что — могу перезвонить позже.
— Нет, мам. Он на работе. Прости, что пропала. Немного закрутилась в делами.
— Да ничего страшного. Вы молодые — своя жизнь. Все хорошо у вас?
— Да, у нас все прекрасно, — уверенность в том, что у нас действительно все прекрасно, заставляет меня улыбнуться. — Собираемся на Мадагаскар отдыхать.
— Как я за вас рада, дочь. Долго лететь, наверное?
— Около восемнадцати часов.
— Ох, я буду волноваться, Тати, — мамин голос становится озабоченным. — Самолеты сама знаешь как падают.
— Ты всегда волнуешься, мам. Все будет хорошо.
— Ты мне фотографии присылай — я их на работе покажу. Прошлые твои тоже девчонкам показывала. Не верили сначала, что это моя дочь. Думали, модель.
Я улыбаюсь и одновременно чувствую смущение. Представляю маму, сидящей на кухне в цветастой трикотажной футболке, с фарфоровой кружкой из которой свисает ярлычок чайного пакетика, и в груди вновь по-знакомому тянет. Мама так отчаянно гордится мной, хотя по большому счету гордиться и нечем. Все, что у меня есть: красивые вещи, поездки и даже сочные фотографии, снятые дорогим телефоном — это все подарки Мирона.
— Мы с папой тоже отдыхать собираемся, — продолжает мама. — В Геленджик хотим.
— Почему туда? В турагентство сходите, вам что-нибудь другое подберут. Черногорию или Кипр?
Я осознаю, что звучу чересчур высокомерно для той, кто еще год назад не бывал нигде дальше Краснодара, но тот кусочек мира, который я успела увидеть вместе с Мироном, оставил в моей душе неизгладимый отпечаток. Теперь отечественные курорты представляются мне чем-то скучным и не дотягивающим до уровня Европы.
— Это дорого, Тати. А тут на поезде и недалеко.
— Я пришлю деньги, мам, — говорю после секундных раздумий. — Съезди в турагентство. Пусть они сориентируют тебя по ценам — а потом назовешь мне сумму.
— Да как-то неудобно… — неуверенно бормочет мама. — Главное, чтобы у тебя с Мироном из-за нас не было конфликта.
Я успокаиваю себя тем, что Мирон ни за что не был бы против, узнай он, что я даю маме деньги, а потому твердо произношу:
— Не переживай из-за этого. В мире столько всего красивого, хочу, чтобы вы с папой посмотрели. В Геленджик всегда съездить успеете.
— Татиш, — тон мамы неуловимо меняется, становясь более осторожным и деликатным. — А Мирон ничего про женитьбу не говорит? Год все-таки вы уже вместе.
Этот неожиданный вопрос вызывает во мне спектр самых разных эмоций. Я чувствую дискомфорт, смятение, раздражение и, в первую очередь, желание защититься.
— Мы пока не думаем об этом, мам. У Мирона много работы, а мне нужно закончить университет.
— Одному другому не мешает. Мы с папой на втором курсе поженились.
— Я и Мирон — не вы с папой, — резко огрызаюсь я, впившись глазами в угол пушистого ковра. Знаю, что мама за меня переживает, но сейчас она настойчиво давит на больную мозоль. Что вообще изменит ее вопрос и их пример с папой? По ее мнению, я должна сама клянчить у Мирона предложение?
— Ладно, Татиш, не злись, — примирительно произносит мама. — Ты же знаешь, что я за тебя переживаю. Вы такая пара красивая, да и тебе, наверное, скоро деток захочется.
Мы все увереннее движемся к фазе, где мама начинает откровенно меня раздражать, а потому я сворачиваю разговор.
— Мам, у меня дел по дому много. Позвони мне, как вернешься из агентства.
Мама прощается, а я вновь возвращаюсь к уборке. Сама того не замечая, по второму разу мою пол, на котором еще не высохли влажные разводы, и прокручиваю в голове ее слова. С чего она взяла, что то, что подходит им с отцом, непременно должно подойти и нам с Мироном? Мы не они, у нас свой путь.
Звук входного звонка выдирает меня из остервенелой гонки за чистотой, и я выпрямляюсь. Смотрю на часы: половина пятого. Это точно не Мирон, потому что он редко приезжает раньше шести. Убрав налипшие пряди с лица, я скидываю перчатки и иду к входной двери. Может быть, консьерж хочет что-то сообщить, или курьер привез Мирону документы.
На всякий случай я заглядываю в глазок, и чувствую, как за секунду немеет тело. Не могу ни двинуться, ни пошевелиться, и только гулкий стук сердца напоминает от том, что я не превратилась в камень. По ту сторону двери стоит Руслан.
Глава 28
Я стою без движения, в то время как мысли закручиваются в скоростную воронку, не давая возможности удержать хотя бы одну. За дверью стоит Руслан. Он пришел к нам домой. В квартиру, где я нахожусь одна, без Мирона. Что мне делать? Не открывать? Сделать вид, что меня нет дома? Детский поступок. Мне как минимум нужно узнать о причинах — возможно, у него что-то срочное.
Я быстро поправляю волосы, с досадой осознавая, что выгляжу не лучшим образом: с небрежным пучком на голове, в домашних шаровары и футболке Мирона. Злюсь на себя за то, что вообще об этом думаю, и резким движением поворачиваю замок.
— Привет, — выпаливаю еще до того, как дверь успевает полностью открыться. Стискиваю ручку и застываю, глядя на неожиданного гостя.
— Привет, — негромко произносит Руслан и без приглашения переступает порог.
Запах его парфюма вторгается в прихожую, я машинально отступаю в сторону, костями ощущая вибрацию сердечного ритма. Он снова покушается на границы, а я не могу найти способ достойно ему противостоять. Для этого него слишком подавляющая энергетика, я слишком много о нем думала и слишком плохо умею огрызаться.
— Мирона нет дома, — говорю, сосредоточившись на файле, который Руслан держит в руках. — Ты что-то хотел ему передать?
Он переводит взгляд на бумаги, словно только что о них вспомнил, и небрежным движением опускает их на комод, отчего фигурка деревянного слоника заваливается на бок.
— Давние бумаги. Появилось время их завезти.
Я киваю и, убрав руку за спину, до хруста сплетаю пальцы. Сейчас мы не в просторном вестибюле караоке-бара и не в его машине. Мы в прихожей, за закрытой дверью, и у нас был секс.
— Сделаешь мне кофе, — звучит не вопросом, а утверждением.
Глаза Руслана ни на секунду не покидают мое лицо, делая отказ невозможным, и я киваю еще до того, как успеваю подумать. В конце концов, это всего лишь кофе. Отступаю, давая ему возможность пройти на кухню первым — я не чувствую себя готовой ощущать на себе его взгляд, и следую за ним.
