Мама замолкает, предоставляя мне возможность вступить. Нужно было позвонить ей раньше и избавить от бесполезных хождений, но я никак не могла собраться духом.
— Мам… — я отворачиваюсь от окна, теряя кадр детской площадки, и разглядываю холодильник. — Я не смогу помочь с поездкой. Мы с Мироном больше не вместе.
Вот и все. Я это сказала. «Не вместе», произнесенное повторно, звучит чуть менее болезненно.
— Тати… — голос мамы взвивается и падает, становясь растерянным. — Но… почему? Все же было хорошо… Я думала…
Это именно та реакция, которой я боялась: когда я чувствую необходимость успокаивать ее, тогда как у самой нет на это сил. Оправдываться за крушение чужих надежд, топчась на обломках собственных — то еще испытание.
— Мам, так получилось. Сейчас я не готова это обсуждать. Мне жаль, что с поездкой так вышло. Вы все еще можете поехать в Геленджик.
— Да при чем здесь Геленджик, Тати? Я же за тебя переживаю… Все же было у вас хорошо, поэтому я не понимаю… Где ты сейчас живешь? Он тебя выгнал?
Я закрываю глаза и зажимаю переносицу. Мамино волнение объяснимо, но сейчас оно совсем не то, что мне нужно.
— Нет, он меня не выгнал. Я сняла квартиру. Сейчас занимаюсь поисками работы. Во вторник у меня первое собеседование.
В трубке слышится треск, за ним приглушенное всхлипывание, от которого ноющая боль в груди сменяется раздражением. Пламя моей совести и без того не знает передышки, чтобы подбрасывать в него дрова маминых ожиданий.
— Мам, я тебе позже позвоню. Мне нужно идти.
Не дождавшись ее ответа, я вешаю трубку и оседаю на табуретку. Идти мне никуда не нужно, да и дел никаких не осталось. За вчерашний день я вычистила всю квартиру, включая окна, дополнила список вакансий, сходила в магазин за продуктами. На сегодня планов нет. Мысли волной уплывают в недалекое прошлое. Чем бы мы занимались с Мироном? Сегодня воскресенье, так что мы бы обязательно вышли на завтрак, затем догуляли парка. Я бы предложила сходить в кино, и мы стали спорить о том, какой фильм выбрать. Он терпеть не мог мелодрамы и комедии, а я их, напротив, обожала.
Я убираю остатки недоеденного обеда со стола и плетусь в гостиную. Наверное, когда я устроюсь на работу, все станет лучше. Мне придется думать о чем-то кроме нас, я начну уставать, у меня появятся новые знакомые. Возможно, с кем-то из них я даже подружусь.
Когда телефон, за неделю привыкший хранить молчание, разражается стандартной мелодией, я вздрагиваю. Вздрагиваю, даже зная, что это не он.
— Тати Ильясовна, здравствуйте. Вы оставляли нам сумку на гарантийный ремонт. Звоним сообщить, что вы можете ее забрать.
Еще один звонок из прошлого. Застежка стала самопроизвольно отщелкиваться и мне пришлось обратиться в бутик, в котором я ее купила.
— Спасибо. Я обязательно заеду.
Я откладываю телефон в сторону и смотрю перед собой. Это по-крайней мере повод выбраться из дома. Неизвестно, будет ли у меня свободное время, когда я устроюсь на работу.
До торгового центра я доезжаю на метро с двумя пересадками из-за того, что проехала нужную станцию. На первом курсе я научилась неплохо ориентироваться в ветках, но после знакомства с Мироном этот навык исчез за ненадобностью.
Девушка-администратор с доброжелательной улыбкой возвращает мне сумку, говоря, что подобное, увы, иногда случается, и выражает надежду, что я по-прежнему останусь их клиентом. Я вру ей, что так оно и будет, и ухожу.
В ярко-освещенных коридорах торгового центра повсюду разбросаны ловушки воспоминаний. Справа находится мой любимый отдел нижнего белья, в примерочную которого Мирон пару раз бесцеремонно вламывался, чтобы оценить мой выбор. Впереди — стеклянный лифт, как-то застрявший с нами между этажами. Я стала паниковать из-за нехватки воздуха, а Мирон успокаивал меня. Сказал, что кабина не герметичнее сита, и мы скорее состаримся в ней, чем задохнемся. Я стала смеяться, и лифт, как по сигналу, тронулся.
Возле витрины знакомой кофейни я останавливаюсь. Здесь готовят мой любимый ежевичный раф. Не с сиропом, а настоящий — в нем иногда попадаются семечки. Мысленно калькулирую в голове наличность и толкаю дверь. Одну чашку кофе я могу себе позволить. Хотя бы попробовать снова сесть в одно из кресел и представить, как это — быть здесь без него.
Приняв заказ, официант уходит, а я смотрю в телефон. На экране меня ждет сообщение от Саши:
«Как настроение, Тати? Освоилась на новом месте?»
Мне приятна его забота. Саша замечательный парень. Пожалуй, именно с таким я когда-то планировала связать свою жизнь: с рассудительным, надежным, спокойным, добрым и практичным. Копить на квартиру, мечтать о путешествиях. Но все это было до него. С ним я изменилась и не уверена, смогу ли вернуть себя прежнюю, как не уверена, что этого хочу.
— Тати. — Знакомый голос заставляет меня вздрогнуть и оторвать глаза от телефона.
Над столом возвышается та, кого я, пожалуй, меньше всего хотела бы видеть. Это Алина.
— Привет, — я машинально обхватываю ладонями чашку с удовлетворением отмечая, что голос звучит спокойно.
— Тоже собиралась кофе выпить, — сообщает Алина и, сняв с плеча сумку, кивает на соседнее кресло. — Не возражаешь?
Возражаю ли я? Да нет. Мы бы все равно встретились в университете. К тому же, сейчас у меня нет повода быть с ней вежливой.
— Садись.
Алина заказывает минеральную воду и кофе, и уперевшись в стол локтями, разглядывает меня. Разыгрывать перед ней дурочку не имеет смысла. Она, разумеется, все знает. Алиса явно не планировала хранить в тайне ни мой секрет, ни мое местонахождение. Внешняя доброжелательность в ее случае не подразумевала дружбу.
— Я к тебе нормально отношусь, что бы там себе не думала, Тати. Просто ты не одна из нас и тут ничего нельзя изменить. Еще я всегда считала, что ты его не заслуживаешь, и по итогу так и вышло.
Мои щеки начинают гореть. Она знает о нас с Русланом? Откуда? Неужели все обо всем знают?
— Ты ему с Русом изменила, правильно? — продолжает Алина, словно подслушав мои мысли. — Дважды два не сложно сложить. По слухам, он в ЕМЦ неделю провел, а Мира с распоряжения старшего Булатова по ментовкам таскают.
При упоминании его имени сердце начинает стучать быстрее, даже несмотря на то, что сейчас Алина меня обвиняет.
— Как он?
Алина сужает глаза, словно оценивая, достойна ли я этой информации, после чего нехотя произносит:
— Не знаю. Из наших только Марик с ним на неделе в городе пересекался. Я одного не пойму: чем ты думала? Все вокруг знают, какой Рус. Ты думала, что у вас что-то получится? Максимум, что светило от него — это съемная квартира, в которую он бы заскакивал потрахивать тебя в обеденный перерыв. И в нашу компанию он бы тебя точно никогда не привел. Он не Мирон, я тебе об этом говорила. К тому же всем уже месяц как известно, что он женится на Ренате. Между Булатовыми и Гафаровыми все до копеек обговорено.
